verses

* * *
Наш-то город, который и раньше был мал,
нынче вовсе сгорбился, спекся, сжался.
Горожане хворают. Кто-то хребет сломал.
Кто-то желудком слаб. Кто-то умом помешался.

Кто хребет сломал, того в коляске везут.
Снизу вверх он глядит на везущего взглядом кротким.
Кто желудком слаб, тот тянет ночной сосуд
за собой, как щенка на поводке коротком.

Кто умом помешался, тот ходит, одет кое-как,
приволакивает стопу, опираясь на буковый посох.
То лицо запрокинет, за чем-то следит в облаках,
то согнется к земле, чего-то ищет в отбросах.

Три столетья назад городок захватил дракон.
Змей немного состарился. Часто бывает в храме.
Зажигает свечи. Подолгу стоит у икон,
одна из которых — его портрет в золоченой раме.

Каждый год он просил девицу. А девицу не привели.
Вызывал Ивана на бой. А Иван лет пятьсот как помер.
Государственный гимн — колыбельная «Ай-люли,
нашу деточку загребли». Пыль. Инвентарный номер.

Все сознались во всем. Пребывание на цепи
стало общей повинностью. Там, в тюремном подвале,
десять лет хочешь — просто спи, хочешь — носом сопи.
Все там будем. Или уже побывали.

По ночам дракону не спится. Что-то неладно в груди.
Неужели сердце? А доктор сказал — усталость.
Из сада слышится окрик: «А ну, злодей, выходи!»
Дракон спускается в сад. Никого. Опять показалось.
(2007)

verses

***

Туча с черным кудлатым брюхом и снежно-белой спиной,
не греми над нами, грешными, обойди стороной.
В кровлю соломенную нашего разваливающегося жилья
не мечи огненны молнии, пророк Господень Илья!

Чтобы с крыши на крышу не летал багровый огонь,
Сожги усадьбу, Илья, а наших домишек не тронь.
Пусть стоят в углу со свеклой да картошкой мешки.
Пусть на тыне сохнут грозою вымытые горшки.
Пусть вызревают яблоки - скоро Яблочный Спас.
Строгий Успенский пост - хлебные корки да квас.

Громом не оглуши, молнией не попалИ.
Мы и в церкви поем, и питаемся от земли,
Добываем копейку трудом. В тряпочке соль бережем.
А усадьбу барскую - подожги, мы подождем,
будешь медлить, Илья, мы и сами ее подожжем.



,

Записки психиатра

*

Я вспоминал о заслуженном алкоголике, бродяге, который заявил. что алкоголизма вообще не существует. Отрицанием реальности психиатра не удивишь. Но вот с социализированными, структуированными группами людей, объединенных отрицанием реальности до поры я не сталкивался. Нет, есть конечно политические партии, у этих с отрицанием реальности все в порядке. Но в политике отрицание реальности носит временный характер, обостряясь в предвыборный период.

*
Передо мной пример бывшего президента Украины Виктора Андреевича Ющенко. За день до выборов журналист задал ему вопрос, что он будет делать, если его не изберут (все опросы давали ему 2-3 процента голосов, столько и получил).
Действующий еще президент ответил: А меня изберут! И это накануне катастрофического и неизбежного провала, когда оставалась возможность обратиться к народу с прощальной речью, как сделали, скажем, Горбачев и Ельцин...
*
А вот носители ВИЧ, которые утверждают, что ВИЧ и СПИД - это выдумка фармацевтических фирм, гигантский проект, направленный на то, чтобы выжимать из несчастных людей последние соки? Слышали ли вы о таких? Они всем коллективом не признают себя больными. А как признать себя больным, если ты считаешь, что болезни, которой ты болен, вообще нет?
Естественно они и не лечатся - а как можно лечиться от несуществующей болезни? И лить воду на мельницу злодеев из фармацевтической промышленности... Нет, лучше смерть....

*
И они умирают от той болезни, в существование которой не верят...

*
Но можно отрицать и саму смерть! Так и поступают адепты "христианской науки", последователи Мэри Бейкер Эдди, открывшей в 1866 году, что болезни и смерть - это мнимые величины, иллюзии. исходящие от обманчивого и нереального материального мира. Люди не умирают. они "скрываются из видимости". В свое время скрылась из видимости и сама Мэри Бейкер Эдди...

Иона и пять поэтов+ Олег Чухонцев

Оригинал взят у ototo в Иона и пять поэтов

Ототограф,
специально для «Oтото»

Друг нашего проекта, знаток поэзии и Библии Ототограф, согласился раз в две недели делать для нас подборку из пяти стихотворений разных авторов, посвященных одному библейскому персонажу или сюжету. Начать мы решили с Ионы, потому что, с одной стороны, про него все что-то слышали (что ли его кит покусал?), а с другой стороны — про него не так уж часто писали стихи. Встречайте: Иона и пять поэтов.


* * *
Девятый вал на десятый вал
бросает судно. Держать штурвал
устала рука. Гребцы давно
убрали весла. Море темно.

О, что за огромная рыба, Господи,
что за огромная рыба!

И сказал Иона: Это мой грех
тянет в пучину всех.
Лучше уж я один утону,
чем всех потяну ко дну.

И за руки, за ноги, раскачав,
моряки бросают его. Закричав,
он уходит на глубину.

О, что за огромная рыба, Господи,
что за огромная рыба!

Тянут грехи — неподъемный груз.
Хрустальные купола медуз
проплывают мимо, прочь унося
ледышки щупалец. Конь морской
загибает хвостик спиралью. Мирской
жизни осталось на локоток.
на спине у краба — хищный цветок.
Вот вам и сказка вся.

Но что за огромная рыба, Господи,
что за огромная рыба!

Объяли воды до самой души.
Плыви, Иона, и впредь не греши.
Вот тебе жабры — ими дыши,
вот плавники, Иона. Плыви,
рыбьим ухом слово Господне лови.
Серебрись чешуею, глазами вращай,
Господь прощает — и ты прощай.

Но что за огромная рыба, Господи,
что за огромная рыба!


Буря утихла. Прозрачна вода.
Глубоководные города
наполнены жизнью. Что за народ!
Присоски, щупальца, рыбий рот,
клешни, усики и шипы,
рифленые панцири. Видишь, вот, -
кто-то кричит из толпы, —
видишь, пророк Иона плывет
жабрами шевеля,
весь морскою травой оброс.

А корабль уцелел, и пьяный матрос
восклицает: «Земля! Земля!».

БОРИС ХЕРСОНСКИЙ. ИЗ ЦИКЛА «СПИРИЧУЭЛС»

( Еще четыре стихотворения - и немножко о том, кто такой Иона (для подзабывших) )

Если у вас есть любимые стихи про Иону — немедленно кидайте в комментарии. И: про какие еще сюжеты попросить у Ототографа подборки?

Олег Чухонцев

* * *

Вот Иона-пророк, заключенный во чрево кита,
там увериться мог, что не все темнота-теснота.

В сердце моря, в худой субмарине, где терпел он, как зэк,
был с ним Тот, Кто и ветер воздвиг, и на сушу изверг.

И когда изнеможил, когда в скорби отчаялся он,
к Богу сил возопил он и был по молитве спасен.

По молитве дается строптивость ума обороть:
Встань, иди в Ниневию и делай, что скажет Господь.

Ах, и я был строптивым, а теперь онемел и оглох,
и куда мне идти, я не знаю, и безмолвствует Бог.

Не пророк и не стоик я, не экзистенциалист,
на ветру трансцендентном бренчу я, как выжженный лист,

ибо трачен и обременен расточительством лет,
я властей опасаюсь, я микроба боюсь и газет,

где сливные бачки и подбитые в гурт думаки,
отличить не могущие левой от правой руки,

как фекальи обстали и скверною суслят уста.
Врешь, твержу про себя я, не все темнота-теснота...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вырывающаяся из рук, жилы рвущая снасть
кой-то век не дает кораблю в порт приписки попасть.

На кого и пенять косолапым волкам, как не на
пассажира уснувшего, под которым трещит глубина.

Растолкать? Бросить за борт? Покаяться? Буря крепка,
берег тверд, и за кормчим невидимая рука.

Не пугайся, Иона, у нас впереди еще Спас,
еще встанет растеньице за ночь и скукожится враз.

Та к что плыть нам и плыть, дни и луны мотая на ось,
на еврейский кадиш уповать и на русский авось.