КЛАВА

КЛАВА


*
Полдень террора.
Он же – закат Империи.
Клава - мужской парикмахер, жертва товарища Берии.
Он приходит ночами, немного печален, растерян,
Садится на край кровати, извиняется, что расстрелян.
Потом ложится на Клаву, приняв облик черного змея,
а Клава лежит под змеем, слова сказать не смея.

Не то, что боится, нет, она молчит, не желая
потревожить спящего рядом полковника Николая.

*
Николай кричит во сне. Ему снятся Хрущев и Булганин.
Булганин стреляет. Хрущев не убит, но ранен.
Лежит на Новодевичьем, просит «Водицы, сестрица!
С кукурузой подсуетиться,.
с коммунизмом поторопиться,
разогнать к чертям из церквей попов и монашек.
Пусть на облаке блеет хваленый белый барашек!»

Николай просыпается в страхе. Видит змея на Клаве.
Сердится, но понимает, что слова сказать не вправе.

*

По улицам едут-гудят «москвичи» и «победы».
В санаториях на скамейке убийцы-партийцы ведут беседы.
Раздвигают клетчаты доски, играют в шахматы-шашки,
летние пиджаки, накрахмаленные рубашки,
мимо них мелькают плотные женские ляжки.

На клумбах цветут ромашки, маргаритки, анютины глазки.
Сестра-хозяйка, Клавина мама дни считает до Пасхи.

На Пасху царь-петушок снесет яичко златое,
фаршированное, святое.
Ангел вылупится в силе и славе,
прищучит змея,
и полегчает Клаве.

*
А впрочем, что Клаву жалеть? На то и Клава,
Николай растворится, вспомнит Изю-прораба.
Просыпаясь ночью, Клава чешуйчата и трехглава,
Но после восхода солнца – ничего, баба как баба.

(2009)

НИКОЛАЙ

*
Николай - полковник внутренних дел, вроде врача-интерниста.
Слушает Франца Шуберта, любит Ференца Листа,
Браудо-органиста, но не выносит твиста.
В целом тот еще меломан - филармонии завсегдатай.
Бреется регулярно, перед каждой торжественной датой.
Однажды забыл оторвать страничку календаря -
все утро проплакал, что брился зря.

*
Аннушка, домработница, носит простыни в стирку.
Клава, любовница, стрижет его под копирку.
Дарья, жена, сидит под кустом ракиты,
занята: шьет парик из лисицы для самого Никиты.
Давно бы сшила, но вот беда - Никита не идет на примерку,
сидит в Кремле, обнимает пухлую пионерку,
называет ее Лолитой, дарит брюлики к Первому Мая,
рвет на ней кофточку, красного галстука не снимая.

Думает, кабы надел я парик из лисьего меха,
девочка эта, наверное, вмиг померла бы от смеха.

*

Гонит ветер по небу тяжелых туч вереницу.
Николай с колотушкой обходит государственную границу:
уходите от нас, диверсанты, не суйте к нам нос, шпионы,
не несите нам барские плети и царские троны!
Не ходите в наши леса императоры-императрицы,
эксплуататоры мироеды, как у нас говорится.
Лучше к нам пришлите надежных китайских рабочих,
к труду привыкших, а до баб - не охочих.

*
А случись органист, Николай угостит органиста,
и тот сыграет ему что-то из Ференца Листа.
И сам подпоет, особо, если в ударе,
шпионов везут из тюрьмы в деревянной таре,
вечную память споют, вечным позором покроют.
Если ты - плохой, сначала стреляют, потом - зароют.
Если ты хороший - сначала зароют, потом стреляют.
Но и за гробом надзора не ослабляют.

*
Николай возвращается к Дарье. Дарья ему не помеха.
Вот, просит померить парик из рыжего лисьего меха.
И Николай примеряет: Криво сидит, как папаха,
от смеха умрет Лолита, Никита помрет от страха.
Лучше бы ты взяла, не рыжую, а кикимору-чернобурку.
Вот, вернусь с ночного дежурства - принесу тебе шкурку.

И еще деталь

из интервью Гордон-Березовский. БАБ назвал Путина очень ограниченным человеком - иначе он "не построил бы сам себе виселицу и не намылил петлю" - и показал энергичным жестом незримую веревку вокруг своей шеи...

По этому поводу вспомнил, как в молодые годы, читая лекцию о последствиях инсульта я продемонстрировал студентам, как ходят такие больные ("рука просит, нога косит", походка Вернике- Манна). В перерыве ко мне подбежала девушка: "Доктор! Доктор! Запомните - НА СЕБЕ НЕЛЬЗЯ ПОКАЗЫВАТЬ". Я только посмеялся тогда. но перестал пользоваться своим телом в качестве наглядного пособия во время лекций по неврологии....

А теперь получается - нельзя показывать на себе. Нельзя.

День памяти Алексея Парщикова

День памяти. Это стихотворение я посвятил Алексею, когда он был жив....

***

Было бы хорошо покорить этот маленький город,
собрать камней, возвести крепостную стену,
построить храм вроде Святой Софии,
но без минаретов, и чтоб на куполе крестик,
Словом так, чтобы все вернулось, как было.

Будем жить-поживать,
молить Всемилостивейшего Спаса,
а Его, известное дело, долго просить не надо:
повечерие, утреня и часы, потом – литургия,
а там, глядишь, снова ударят к вечерне.

Будем жить поживать, нефть добывать,
продавать ее добрым людям,
пусть течет ласково по огромным подводным трубам,
а добрые люди нам за это построят город
из серых бетонных кубиков и стеклянных пластинок,
белого пластика, красных плиток для крыши.

И мы будем ходить в черных блестящих костюмах,
белых рубахах и галстуках многоцветных,
прибыль считать и славить святого Мыколу.

А святой Мыкола станет грозить нам двумя перстами,
и смеяться из облака, и просить, чтобы мы не шалили.

А потом люди придут и разрушат город,
и всех перебьют, не оставят ни одного, который
может мочиться к стене, а девок свезут на рынок.

И останется лишь пустырь, заросший травой и цветами.
И посреди пустыря будет сидеть Младенец
в белом хитоне и багрянице.
Рядом с ним будут лежать скипетр и держава,
или какие другие символы царской власти,
и много кубиков разноцветных.

Ну что же сидеть без толку, давай еще поиграем,
новый город построим, поселим людей получше,
пусть ходят по улицам в черных блестящих костюмах,
и жирная нефть опять потечет по подводным трубам.

2008