verses

Дрогобыч

Призраки не имеют национальности за исключением тех,
которым всадили эсэсовцы пулю в маленьком городке,
то ли польском, то ли украинском, то ли австрийском - грех
рассуждать, что с городком случится на новом витке
курвы истории, где встречали с цветами всех,
кто приходил с автоматом и овчаркой на поводке.

Местные ангелы сюда давно не слетали с небес.
Здесь все улеглось, как знать, до какой поры.
Забыты красные флаги - со свастикою и без.
Лавина воспоминаний давно не сходила с горы,
не накрывала еврейских надгробий каменный лес,
не прикрывала разломы земной мозговой коры.

Дом еврейской молитвы стоит - окна пусты
кое-где сохранились рамы и квадраты стекла.
Деревья растут у стен. На крыше растут кусты.
Ни молитвы, ни просто человеческого тепла.
А церковь, гляди, цела, купола, кресты,
и не скажешь, что мимо кровь рекою текла.

Что на улицах, как бродячих собак, отстреливали жидов,
кого-то отлавливали, и тайком вывозили в леса.
В конце концов, это случалось на улицах других городов,
и стены невинны, и бесчувственны небеса,
а те, кто виновен, в ожидании Божьих судов,
надеются на прощение и прочие чудеса.

Судьи придут безымянны, инкогнито.
Будут искать грехи, как песчинки в манной крупе.
И эсэсовский офицер спит в земле, надеясь на то,
что когда-нибудь встретит на узкой небесной тропе
Бруно Шульца, человека, еврея в черном пальто,
которого ни за что не узнал бы в большой толпе.

Яков Лернер. Воспоминания - 11

Комнату я делил с товарищем по несчастью. Он был грузином. Это был широко мыслящий человек, имевший глубокие знания во многих областях культуры. Я мог слушать его часами. Особо он был увлечен музыкой - именно ему я обязан тем, что сам пристрастился к классике. Он рассказывал мне, как нужно слушать музыку и объяснял мне сюжеты многих опер.

Господи, где же в те времена можно было встретить интеллектуалов, историков, писателей, философов, актеров, как не в концентрационном лагере? Кажется, вся интеллектуальная элита страны была здесь. Никакой университет не дал бы мне таких знаний, как общение с моими товарищами, заключенными, вырванными из жизни и обреченными на лишения и страдания.
Я, в свою очередь, старался почерпнуть как можно больше от общения со всеми этими людьми. Лагерь был для меня не только "школой жизни", он был и гуманитарным факультетом с лучшими преподавателями, и я был старательным, прилежным и довольно способным учеником.

Но какова была судьба тех, кто привил мне любовь к культуре и дал замечательные уроки! Страшная правда состоит в том, что интеллигенты были менее всего приспособлены к жизни в кошмарных условиях лагеря. Они не могли выносить лишения и жестокость долго. Многие из них быстро доходили до состояния дистрофии. Их называли "доходягами".Их внешний вид был ужасающим. Я старался помочь им чем мог. Мы отогревали их у печки в нашей маленькой комнатке, отпаивали горячим чаем, делились нашим, довольно скудным продуктовым пайком. Но что значили эти минуты тепла и покоя для людей, которые должны были вновь вернуться в свой барак... Но у нас они буквально преображались. Они могли не только согреться - они могли говорить, говорить о том, что любили больше всего на свете, о том, что совершенно не интересовало тупую администрацию лагеря. Большинство из этих людей не дождались освобождения. Тяжкие испытания лагерной жизни сломили и уничтожили их.

Между тем приближалось время моего освобождения. На дворе стоял 1948 год. Не самое лучшее время. Многим, как я уже писал, власти готовили подарок к окончанию срока - новый пятилетний срок. Я избежал этой участи, мой "подарок" был более скромен, пять лет лишения прав, невозможность покинуть Колыму... Ссылка. "Пять лет по рогам" - так говорили.

Последние месяцы отбывания срока проходили в состоянии подавленности и тревоги. Я не мог заснуть и ночью часто просыпался от ночных кошмаров.
Наконец, 22 февраля 1948 года я был освобожден. Но - мне выдали документы человека без гражданства, апатрида. я Был всего лишь беженцем из Румынии, лишенным всех прав. Это глубоко ранило меня. И я написал протест против этого решения. Основания для протеста были следующие:
1. На момент ареста я был полноправным советским гражданином.
2. Я служил в Красной Армии.
3. Я родился и жил в Бессарабии, которая принадлежала на момент моего освобождения СССР.
Но все мои аргументы были впустую. Ничто не могло мне помочь!

Статус апатрида был чем-то вроде статуса одинокого волка. По счастью, я помнил место, где мне выдали советский паспорт и даже дачу выдачи документа! Я выслал все свои документы и фотографию в особый отдел при горисполкоме (он носил название ОВИР - отдел виз и регистраций), требуя справедливости. Было совершенно ясно, что после ареста следователи просто затеряли мои документы, и правда была на моей стороне. Но прошло значительное время, прежде чем я получил положительный ответ. Сначала мне выслали временный документ с ограниченными правами на полгода. Это,увы,не был полноценный советский паспорт. Впрочем, я уже понимал, что "полноценный" и "советский" находятся в противоречии. Как я уже говорил, я не мог выбирать себе место жительства....

Сейчас я хочу вспомнить эпизод, случившийся на Колыме. Я не помню точно, в каком это было году, но война еще шла. У СССР и США было соглашение, которое называлось лэндлиз, с целью обмена золота на вооружение и другие необходимые товары, продукты, технологии...Делегация американских экономистов должна была прибыть в Магадан и посетить все заводы в этом регионе.

Регион управлялся НКВД, фамилия комиссара была, кажется, Никичиев, он обладал неограниченной властью. Среди заключенных он был известен под кличкой "Царь Федор". Вдоль дороги из Магадана располагались концентрационные лагеря, все они имели ограду из колючей проволоки и сторожевые вышки по углам.

Приехав на место американцы несомненно увидели бы печальное состояние заключенных и ужасающую обстановку в лагерях. И администрация решила спрятать концы в воду, как говорится, правда, они спрятали концы в лес. За короткий срок внешний вид региона был преобразован.
Всех заключенных перевезли в отдаленные лагеря. Ограды и вышки были спешно демонтированы. Военные сменили форму на штатские костюмы. Было сделано все возможное и невозможное для того, чтобы скрыть реальность от американской делегации. Сейчас мне кажется, что союзники и без этих мер не слишком бы любопытствовали. Американцев обманывали на каждом шагу. Им показали золото, добытое за четыре дня, но сказали, что это - однодневная добыча. Но американцы по словам поэта были рады обманываться.