***
Я ходил по этому городу, вжимая голову в плечи,
опускал глаза, жался к стене поближе.
Здесь лишали всего, и лишили всего, кроме дара речи,
конечно, хотели, да вот, гляди, не смогли же!
Нет, я не кричал, бормотал: еврейское бормотанье,
самовнушенье, молитва, обрывки чужого текста ,
все, что положено - самоедство плюс самокопанье,
и все приятели, все, абсолютно все, из того же теста.
Я не жил, а шатался по библиотекам, музеям,
я был студнем на блюде, то сжимался, то растекался.
Мне никто не сказал, что с возрастом мы каменеем.
А тогда я хотел быть камнем. Но не очень старался.
Я ходил по этому городу, вжимая голову в плечи,
опускал глаза, жался к стене поближе.
Здесь лишали всего, и лишили всего, кроме дара речи,
конечно, хотели, да вот, гляди, не смогли же!
Нет, я не кричал, бормотал: еврейское бормотанье,
самовнушенье, молитва, обрывки чужого текста ,
все, что положено - самоедство плюс самокопанье,
и все приятели, все, абсолютно все, из того же теста.
Я не жил, а шатался по библиотекам, музеям,
я был студнем на блюде, то сжимался, то растекался.
Мне никто не сказал, что с возрастом мы каменеем.
А тогда я хотел быть камнем. Но не очень старался.