**
В полночь было землетрясение и слепящая вспышка.
Люди высыпали на улицу, не доверяя жилью.
Разрушений не было, лишь накренилась дозорная вышка,
и струйки крови текли по сохнущему белью.
В толпе замечали умерших - без хромоты и одышки,
а многие люди видели святого пророка Илью.
Странно, никто не пугался этой картины страшной!
Мало ли Божьих чудес происходит в этих местах?
Кто-то сказал, что чудо связано с казнью позавчерашней,
когда трое мужчин в мучениях умерли на крестах.
И тогда затряслась земля. И летали над черной пашней
черные ангелы, с отсветом пламени на крылах.
Но тогда и земля и люди были объяты дрожью,
и даже у каменных статуй слезы из глаз текли.
А этой ночью все славят милость и волю Божью,
и скорее чувствуют радость в ночных колебаньях земли.
Как будто святая истина, прежде покрытая ложью,
отныне обнажена и просияла вдали.
Как будто бы ад кромешный впервые открыл утробу,
все мертвецы - свободны, не нравится - уходи,
как будто все люди забыли жадность, похоть и злобу,
и все ощущают, что лучшее - впереди.
И мироносицы-жены смиренно идут ко гробу,
с благовониями сосуды прижимая к груди.
Памяти Юрия Кузнецова
Когда меж тобою и музыкой нет даже листа бумаги,
исписанной нотами, нанизанными на провода
нотного стана, музыка требует мужества и отваги,
любви и веселья, свободного от вины и стыда.
Когда не знаешь, к чему приведет затея,
где столкнутся лбами бытие и небытие,
музыкант - Пигмалион, а музыка - Галатея,
ты создаешь ее и познаешь ее.
Потому что у музыки упругое женское тело,
влекущее, воспламеняющее, но отталкивающее того,
кто боится. Того, кто коснется ее неумело,
она покидает в гневе, оставляя его одного.
Потому что в ней - зачатие, беременность и рожденье,
наслаждение, озноб, и невыносимый зной,
блаженство райское и адское наважденье,
борьба и волна, надвигающаяся стеной.
Темп не меняется, но людям кажется, звуки
все быстрее сменяют друг друга, так накатывает прибой,
Но дыхание прерывается. В пустоте замирают руки.
И музыка нас покидает, и уводит тебя за собой.
В полночь было землетрясение и слепящая вспышка.
Люди высыпали на улицу, не доверяя жилью.
Разрушений не было, лишь накренилась дозорная вышка,
и струйки крови текли по сохнущему белью.
В толпе замечали умерших - без хромоты и одышки,
а многие люди видели святого пророка Илью.
Странно, никто не пугался этой картины страшной!
Мало ли Божьих чудес происходит в этих местах?
Кто-то сказал, что чудо связано с казнью позавчерашней,
когда трое мужчин в мучениях умерли на крестах.
И тогда затряслась земля. И летали над черной пашней
черные ангелы, с отсветом пламени на крылах.
Но тогда и земля и люди были объяты дрожью,
и даже у каменных статуй слезы из глаз текли.
А этой ночью все славят милость и волю Божью,
и скорее чувствуют радость в ночных колебаньях земли.
Как будто святая истина, прежде покрытая ложью,
отныне обнажена и просияла вдали.
Как будто бы ад кромешный впервые открыл утробу,
все мертвецы - свободны, не нравится - уходи,
как будто все люди забыли жадность, похоть и злобу,
и все ощущают, что лучшее - впереди.
И мироносицы-жены смиренно идут ко гробу,
с благовониями сосуды прижимая к груди.
Памяти Юрия Кузнецова
Когда меж тобою и музыкой нет даже листа бумаги,
исписанной нотами, нанизанными на провода
нотного стана, музыка требует мужества и отваги,
любви и веселья, свободного от вины и стыда.
Когда не знаешь, к чему приведет затея,
где столкнутся лбами бытие и небытие,
музыкант - Пигмалион, а музыка - Галатея,
ты создаешь ее и познаешь ее.
Потому что у музыки упругое женское тело,
влекущее, воспламеняющее, но отталкивающее того,
кто боится. Того, кто коснется ее неумело,
она покидает в гневе, оставляя его одного.
Потому что в ней - зачатие, беременность и рожденье,
наслаждение, озноб, и невыносимый зной,
блаженство райское и адское наважденье,
борьба и волна, надвигающаяся стеной.
Темп не меняется, но людям кажется, звуки
все быстрее сменяют друг друга, так накатывает прибой,
Но дыхание прерывается. В пустоте замирают руки.
И музыка нас покидает, и уводит тебя за собой.