verses

***
подавитесь галькой с любого крымского пляжа
похрустите костями под колесами императорского экипажа
возраст у вас пенсионный но не хватает стажа
горечь во рту с рук сошедшая кража

тут не будет моей ноги жаль что в памяти живы
картинки вроде с открыток затерты паршивы
погребальная пирамида в городе русской славы
слава смотрит из-под плиты глазки ее лукавы

генуэзская крепость айвазовский музей и что там
еще приклеилось что расписано как по нотам
волошинский коктебель цветаевские дорожки
ресторанчик татарский ягненок рожки да ножки

ничего не осталось ни холода ни тепла не
спишь а дремлешь как летаешь на дельтаплане
или читаешь стихи в прокуренном ресторане
хорошо о любви не о пятилетнем плане

а был пятилетний план симферопольская психушка
профессор молод доцент постарше но душка
лицом ни дать ни взять старорежимный провизор
говорит брежнев умер всем смотреть телевизор

и все смотрели из комнат менты забирали гитары
чтобы тихо сидели под страхом какой-нибудь кары
отчислят с курсов или выселят из общаги
или не выдадут необходимой горе-бумаги

моя бумага цела лежит и не тужит в папке
переставляет чайка по гальке красные лапки
ветер над бухтой треплет трехцветные тряпки
кончено дело войною и взятки гладки

***
я вернулся в мой город, знакомый до слова "налей!",
до детского садика, не до слез - скорей - до соплей,
до подвальных винарок и полуподвальных квартир,
рыбий жир фонарей? нет, ужасный,простой рыбий жир,
отвращение в ложке столовой мама подносит к губам,
я вернулся в мой город, к пятидесятым годам,
где куда ни посмотришь - одни инвалиды войны,
чувство гордости? или гадливости? или вины?
я вернулся в мой город, в мой развалившийся дом.
угловой подает Лобановский. а вот угловой гастроном.
вот консервные банки, вот очередь на квартал,
вот истинный путь, что навеки Ильич начертал,
вот средняя школа, портреты на белой стене,
я вернулся в мой город, возможно, так кажется мне.

Нудистский пляж

Голые люди лучше, чем полые люди,
семь одежек, все без застежек, внутри - пустоты.
Стать мужская или женские груди,
в меру бесстыдны , но - ни слова о блуде :
на фоне моря и неба у всех - иные заботы.
На первом плане - здоровье, у девиц - загар без полосок,
Либидо, где ты? Но не тревожит пропажа.
Нагота сегодня - райских- дней отголосок,
нагой человек - это всего лишь набросок,
которые немыслим без одежды и макияжа.
Пляж нудистский, - дикий, ни душа, ни раздевалок,
ни лежаков, песок и галька - довольно.
нагой человек не желанен, скорее - жалок,
на подстилке разлегся по лежке "вольно".
На нудистском пляже лиц не прячут, но даже
впервые увидев подругу нагой в номере или в спальне,
мужчина спросит: помнишь? Я видел тебя на нудистском пляже?
Прости, я не помню - ответит дева печально.

verses

***
Настоящее время у всех одно.
Прошедшее у каждого свое.
На совести у каждого свое пятно.
Но на всех одно небытие.

Одна надежда - оно
тоже населено.
Например, как морское дно.

По сей день привольно живет Посейдон,
в Атлантиде среди колонн.

Затонувшие корабли зарастают травой.
Проплывают рыбы над головой.
В консервной банке живет осьминог.
Другого гнезда он найти не смог.
Хоть паршивый домик, а свой.
А другого не дал ему Бог.

Есть рыба, что ходит на плавниках,
как вечность - на прошедших веках,
опираясь на зыбкий песок,
пробирается наискосок.
Ее не поймать никак.

Ее не поймать, не схватить за хвост,
у нее на спине - особый нарост,
в наросте - смертельный яд,
убивающий всех подряд,
за ноги - и на погост.

Есть люди, которым легче в воде,
немного приятнее, чем нигде,
человек растет, как поганый гриб,
не зная, что он погиб,
Он представлен к морской звезде -

звезде героя подводных атак,
без торпеды не проживешь никак,
точно так же, как на земле
не жизнь без пули в стволе,
без сторожевых собак
не стоит на земле барак.

***
Что творится в мире, в стране, в душе?
Что творится вообще? Что творится вотще?
Что вращается в голове, слово камень в праще?

***
вот и пришла весна.
вопрос - в чем ее научная новизна?
есть ли справка об апробации от серьезных учреждений.
нет ли в ней плагиата, навязчивых повторений
ранее сказанного, например,
в отношеньи прилета грачей, таянья снега,
давайте это обсудим, не спешите, коллега,
меры приняты, но недостаточно принятых мер.

недостаточность принятых мер - главная недостача.
но понемногу оживает фонтанская дача,
набухают почки, дырявят землю ростки,
не предъявляя справок о соответствии срокам,
известным только ангелам и пророкам,
но указанным в календаре - отрывные листки.

все это пока неясно и подлежит проверкам.
доверять бессмысленно. По общим меркам,
аршинам, квадратным метрам, круглым медалям за труд,
никогда не узнаешь правды, но чирикает птица,
понемногу светлеют хмурые лица
и дети, проснувшись, глаза ладошками трут.

***
зеленые человечки как зеленые мухи
ползут по мертвому телу Крыма
известно что без войны не бывает разрухи
как без огня не бывает дыма
тем более если огонь не горит а тлеет
дым ест глаза никто никого не видит
тем более что никто никого никогда не жалеет
а оккупант добычу искренне ненавидит
но земля как обычно не горит под его ногами
и в атласе не изменилась карта Европы
есть порох в пороховницах есть и патроны в нагане
прежде чем рыть могилы роют окопы
вокруг политической сцены стоят тюремные стены
занавес как когда-то остается железным
часовые спят в ожидании бодрой смены
но ожидание будет долгим и бесполезным

**
Совесть не спрячешь. Даже то, что незримо,
не может укрыться от Незримого Ока.
Шум времени можно унять. Но время - необоримо.
Тик-так со стены страшнее новостного потока.
И если лежишь на боку, коленки свои обнимая,
с головою укрывшись прохудившимся пледом,
то ты - негодный актер, и эта сцена - немая,
и путь твой ясен любому, и только тебе - неведом.
Все осталось там, за окном. под прошлогодним снегом,
Ветер в пожухлой хвое воскрешает ужасы детства.
Что нам делать со временем, с неотвратимым бегом,
от последней болезни нет последнего средства.
Городская среда - пространство и день недели,
слово одно означает разные вещи.
Глядели мы внутрь себя - все глаза проглядели.
Но явь оказалась ложью, а сны оказались - вещи.

***
путем анатомии - сквозь.
путем антиномии - врозь.
чужим путем, как своим.
навеки на том стоим.
стоим на одной ноге,
не думая о враге,
не помня позорных дат,
как андерсеновский солдат.
нелепы, как камень - вплавь.
хочешь жги, не хочешь - расплавь.
или крепко нас обними.
все же мы были людьми.

Исцеление расслабленного

Ангел проводит крылом по водам Овечьей Купели.
За исцеленьем ныряет в возмущенные воды больной.
Но тот, кто лежит пластом. не в силах подняться с постели,
тому приходится помощи ждать иной.

Пока не придет к купальне Имеющий власть и силу
исцелять и прощать грехи расслабленным и хромым,
имеющий власть сойти - и покинуть - могилу,
от вида Которого бесы исчезают как дым.

И Он придет и больного подымет вместе с постелью,
и скажет - встань и иди! Иди! И только тогда
задумается больной над утраченной целью,
и спросит в ответ: Господи! А куда?

verses

***
Дорогие любители одесского пляжного лета,
знаете ли, что по городу протекает река,
река забвения, незабвенная Лета,
она впадает не в море, а в канувшие века,
ее берега заболочены, они заросли осокой,
у прибрежных птиц неприятные, хриплые голоса,
река впадает в беспамятство. память бывает жестокой,
она впадает в землю. как ангелы - в небеса,
она впадает в безумие, и туда же уносит
остатки нашего разума, обломки недобрых дел,
она ничего не требует. она ни о чем не просит,
она впадает в обыденность, в ее смешной беспредел.
она смывает дороги, на которых мы побеждаем,
смывает названия улиц, и старые особняки,
она впадает туда, откуда мы выпадаем,
с немыслимой скоростью незавершенной строки.
***
герой не играет в прятки. в войнушки играют герои
у Ахилла чешутся пятки -он едет под стены Трои
мама в спальне его держала облаченного в женское платье
но как птица над ним летало героическое проклятье.
сверкает пята Ахилла - только она уязвима.
зря мама его молила. воля рока непоправима.
жильцы небесного града наблюдают за каждым шагом.
не будет Афина Паллада воевать под троянским флагом.
народ заполняет площадь. ветерок людей освежает.
набитая мыслями лошадь в проломленный череп въезжает.

***
он тасовал народы, как карты --- шулер, усы
шевелились. на Спасской башне били часы.
назывались - куранты. били по головам.
с новым годом, товарищи. мира и счастья вам.
человек у зеленой лампы, сухорукий, рябой,
тасует народы жирными пальцами и сухою рукой.
гремят эшелоны по рельсам. свети нам солнце, свети!
есть великое счастье умереть по пути.
холодная пасть Сибири, север твой, Казахстан,
письменный стол кремлевский. черного чая стакан.
сизый дымок из трубки - Герцеговина-флор.
перетасовка народов, для вождя тут особый флер.
в этом особый флер. в этом особый угар.
это - Поволжье без немцев, это Крым без татар,
Галиция -- без поляков и украинцев заодно.
благо с евреями там все уже решено.
мало ли что происходит в пределах большой страны.
скалится кремль зубцами-зубами красной стены.

***
Органист Гарри Гродберг приезжал на гастроли в Одессу.
Я слушал его в молодые лета.
Он играл великого Баха "Органную мессу".
В кирхе - спортзал.
Орган - в театре оперы и балета.

Позднее орган разобрали. Недавно собрали снова.
Он где-то там, на галерке, недоступен людскому глазу.
Но об этом органе я не скажу ни слова,
потому что не слышал его ни разу.

Но органная месса! Вступленье - прелюдия, завершение - фуга.
Но Гарри Гродберг! Сколько ни слушай, все - мало.
Звучали хоралы, послушно сменяя друг друга.
Слово "месса" было почти запретным. И как оно привлекало!!!

Мессе было место там, в небольшом костеле.
Ее служил монсеньор Тадеуш. Ни органа, ни хора.
Роль органа исполняла ионика - плохо и поневоле.
Ксендз стоял у алтаря, не подымая взора.

И теперь, когда время большевистского пресса
сменила эпоха невежества и чистогана,
мне все чаще вспоминается утраченная Одесса,
и, не в последнюю очередь, Гродберг за пультом органа.
и на фоне шума в ушах звучит органная месса.
извлеченная памятью и сокровищницы спецхрана.

***
как же так? день такой, а ты проснулся без гимнастерки,
и возле кровати твоей не сапоги, а тапки,
и на завтрак - свежая булочка, а не сухие корки,
а вместо портянок - две половые тряпки.
значит ты проснулся в условно мирное время,
война пять лет, но где-то там, где нет перспективы.
встаешь, зевая, как художник - от мелкотемья:
кого-то убили, конечно, но мы-то живы!
внимание! работают все супермаркеты Украины!
акционные цены, успей купить до полудня.
стой по стойке вольно и недовольно. ты тоже создан из глины.
герои тыла, нет слаще в жизни, чем праздник будня.
пьешь не чай морковный, а кофе типа лавацца,
козий сыр немного горчит, но не огорчает.
целуешь в щечку жену. хватит, хорош целоваться.
ты мужчина, а это что-то да означает.
вот только что? только то, что между ногами?
что растет борода, а на голове волосы реже и реже?
что еще не забыл, как делать друзей врагами?
но день - как день - все тот же, и люди те же.

***
Иоганн Себастьян Бах
не шьет полотняных рубах,
игрушек не мастерит,
пустого не говорит.
часы не берет в ремонт,
друзей не берет на понт.

Он знает - немецкий Бог
педантичен и строг.
Сочинишь кантату одну,
тебе же поставит в вину.
Напишешь несколько сот -
тогда Он тебя спасет.

Иоганн себастян Бах
не знает, что значит страх,
он верит в Вечный Закон,
он верит в небесный Трон,
он верит в ангельский хор,
который поет до сих пор.
Умрешь, увидишь престол,
место, куда ты шел.

25-92-39

это номер телефона. которого больше нет.
а аппарат сохранился - трофейный, послевоенный.
на диск от маленькой лампочки падал тусклый свет.
в коммуне считали копейки. крутился счетчик настенный.
счетчиков было девять. по числу соседей и плюс
один особый для лампочки в коридоре.
лозунг был за копейку я удавлюсь.
все со всеми не ладят. все со всеми в ссоре.
отец был дважды ранен в ногу. остеомиелит.
инвалидность. в общем, по счастью лишь третья группа.
двадцать лет прошло, что поделать, нога болит.
из общей кухни - запах позавчерашнего супа.
если б не папины раны - кто дал бы нам телефон?
копили бы для автомата двухкопеечные монетки.
а так - ждали два года и у нас появился он,
забыл уж в каком году какой-то там пятилетки.
черный, тяжелый, по нынешним дням - великан.
но сегодня он, отключенный, стоит на столе винтажном..
мобилка средних достоинств оттягивает карман.
несуществующий номер в памяти кажется чем-то важным.

***
постсоветский ЗАГС - это советская зона,
заповедная, изменился лишь флаг за спиной у дамы
и костюм у дамы- ты помнишь - был такого фасона,
который носили когда-то, но забываешь с годами
повторно брачующимся не положен марш мендельсона,
но играют что-то лирическое, немножко красивей гаммы.

и щелкает аппарат. и в руки дают два бокала
с шампанским - каким же еще - советским и полусладким,
а стало ли это счастьем, которое ты искала,
так я старался, и срок наш никто не посчитает кратким.
и судьба была нам, как мама, и в меру нам помогала,
и жизнь не всегда улыбалась, но все шло своим порядком.

как прекрасна возлюбленная моя - цитирую Соломона,
все же царь, умен, еврей - что нам еще, дорогая?
теперь мы муж и жена перед лицом закона.
я - бесстыдный Адам нагой, ты - прекрасная Ева нагая.
и над нами древа Познанья запретная крона.
и яблоко в пасти змея людям дороже рая.

и в руках у нас бокалы полу-полные полусладкого яда
производства завода одесских шампанских вин на французском бульваре.
от этих вин с утра была голова помята,
но в малых дозах сошло, тем более - мы не баре.
и в паспорте штамп - не клеймо, тем более - не заплата,
на жребии, уготованном нашей счастливой паре.

verses

***
перелицовка истории, перекройка и перешивка,
а она - как ни крути - грязна и кровава, паршивка.
как ни щелкай ножницами, как ни тычь цыганской иглою,
не убавить и не прибавить к загрязнению и покрою,
как полу ни равняй. главное - под полою.

как ни сжимай булавки гнилыми зубами,
не углами красна история, скорее - гробами,
обелисками, мавзолеями, плитами, на которых
уже ничего не прочтешь на наших немых просторах.
дело, конечно, не в буквах, дело во взорах.

не прочтет выбитый глаз, не напишет культяпка.
стоит манекен в ателье. на нем - кровавая тряпка.

вірші українською

***
Мовчання наприкінці не те, що мовчання спочатку.
Кохання вперше не те, що кохання востаннє.
Що ти взяв у батьків й що залишиш нащадку?
Що з душею твоєю загиблою стане?

***
Якщо воля й існує, то тільки в степах,
де ніхто не орав вже кілька сторіч,
де вже триста років б"ється з козаком лях,
де усюди - куди ні дивись - Запорізька Січ.
Смерть для волі - міста, царі й трактори,
обласна адміністрація - чи як там її?
Не стане на них Господь дивитись згори.
Тільки подумає - ось, сказилися діти мої!
Я вигнав їх з раю, але волю їм залишив.
Що ж вони на себе взяли ярмо- тягар?
Так думає Бог, що з нами від віку жив,
але сьогодні ховає Лице Своє серед хмар.

***

В Закарпатті існує прислів'я: зникли, немов жиди.
Кажуть. не думаючи, бо люди вже звикли
що євреїв депортували, що євреї зникли,
й повернутися неспроможні сюди.

Сюди, у мадьярські та русинські села й міста,
де католики та реформісти вірують у Христа,
де краєвиди різноманітні, та всі - чудові.
Де повітря з присмаком юдейської крові.

Я ходив по бруківці Ужгорода. Не сумував. Навпаки -
не бачив минулого на відстані простягнутої руки,
не чув молитви та стогону. Звик до того, що є.
Нарешті мене настигло горе моє