verses

***
нет-нет да и прочтешь о параллельной вселенной
где время навстречу нашему идет в обратном порядке
вспоминаешь что у Творца в запасе много селений
много обителей вечность времени сроки кратки
в актовом зале кадка наверное из под солений
почти пластмассовый фикус торчит из кадки

училка астрономичка с рулоном звездная карта
где зодиак расставил свои бессмертные знаки
она довольна скоро праздник восьмого марта
у отца народов обителей много но все больше бараки
доска чернее ночи мел наклонная парта
на уроках скука дома склоки на переменах драки

обители обитатели словно очки в футляре
или килька в томате или глава в романе
или иголка в стогу или курица в кляре
или монетка из прошлого в дырявом кармане
или бутылки полупустые в домашнем баре
или страна-неряха в одном пятилетнем плане

мы не видели смысла наверное плохо смотрели
мы не нашли удачу видно плохо искали
земля в авоське меридианы и параллели
танцуют все е-е-е хали-гали
все стреляли в тире в подвале и всегда мимо цели
трудно всегда ошибаться хорошо что нам помогали

***
жили тихо и мирно под полувоенным режимом.
писали по клеточкам-прописям с наклоном, с нажимом,
с потопом, прихлопом, с барином да с холопом,
на буденовских жеребцах скакали галопом.
а писали чернилами из настольных приборов,
никому не решались показывать норов,
снимали школьную форму, военную надевали,
смывались из клуба покуда в морду не надавали.
а писали по прописям, так теперь не умеют, суки,
пишут так, что наши учителя выломали б им руки,
валили б на землю и сапогами пинали
так, чтоб лежали в гробу тихо, как ручки в пенале,
нет не кончаются школьные годы, прикольные гады,
ежегодно последний звонок, на девятое мая парады,
на великий октябрь гвоздики, на восьмое марта мимозы,
и в заключение секс, как всегда, не меняя позы.
Не меняя прозы жизни, не изменяя отчизне,
ужимаясь в расходах, ужасаясь дороговизне,
протаптывая тропинку от роддома прямиком до погоста.
а писали с нажимом, с наклоном - заглядение просто.

вірші українською

***
зачистять площу замиють криваві плями
на сторінці історії відкриють на небо брами
прикинуться, що дзвони дзвонили і диміло кадило
а більше у нас ніколи нічого по землі не ходило

була ошатна ялинка Новорічного карнавалу
веселі добрі маски мешканців пекла пісня зухвала
були голови в шоломах і ноги в важких черевиках
все було як намальовано на безглуздих картинках.

аквареллю і олівцями розмальовку розцвітять діти
червоним калюжку крові зеленим каску можно зрадіти
чорним тугу і горе сірим протягом будні
чим жахливіша наша історія тим усі непідсудні

verses

***
суд будет не скоро осужденье рождается днесь.
забытое нами идет на суд, когда мы находимся здесь,
не дожидаясь того, когда человек будет забыт окончательно, весь.
не спасешься, брат, хоть десять крестов на себя повесь.

звонят колокола. вдали или в голове?
слушать пение из облаков для человека внове.
приставляет к уху ладонь, говорит "га?" или "ась?".
бездна в ответ молчит - она не вчера родилась.

и человек натягивает пальто, зашнуровывает башмаки,
пытаясь унять боль в колене и дрожание правой руки,
идет в супермаркет, запасает себе еду,
чтобы хватило на вечность, на всю беду.

**
Здесь у вас нет будущего - говорил мне товарищ майор в восьмидесятом году.
И я вспоминал хулигана: рубль есть? Нет? А если найду?
Ты говоришь, майор, что нет. Но хочется мне
доказать, что найду этот рубль у тебя в кармане, будущее - именно в этой стране.
Страны не случилось, а будущее произошло.
Я остался там костью в горле, я был мировое зло,
я путался под ногами у мельчайших владык,
им мешал мой горбатый нос, мой торчащий из шеи кадык,
им мешала моя чуть картавая речь,
я был негодяй, я мешал им чужое добро стеречь.
Оставаясь в обществе мыслей и всклокоченных древних седин,
я так и не понял, что остался совсем один.
Один перед всеми в долгу, остановленный на бегу,
и это к лучшему. потому что бежать не могу.
Повторюсь - я был ничем или вселенским злом,
но, рыжий майор, я бы встретился с тобой за накрытым столом,
стол ломился бы от жратвы, лилось бы в стаканы питье,
и лежало бы рядом с тарелками личное дело мое.

verses

***
Копнешь землю лопатой - учуешь запах весны.
Солнышко светит. Люди влюблены и честны.
А если кто озлоблен и - страшно сказать - вороват,
то это - частное дело, как говорится - приват.
Набухают почки каштанов. Ростки пробивают слой
слежавшихся листьев, помнящих и снег прошлогодний, и зной.
Дневные воспоминания прорастают сквозь толщу снов.
Вспоминается самое худшее. Но этот сюжет не нов.
Солнышко светит. Это надо же так - с утра.
Где вы, туманы морские и пронизывающие ветра?
Жаль оставаться в холоде. Весенние дни пришли.
Копнешь землю лопатой. Учуешь запах земли.

verses

***
Дорогая моя! Я родом из тех краев,
где чаша скорби наполнена до краев,
пей сколько хочешь, а в чаше не убывает,
не удивляйся, милая, так бывает
в наших местах, не слишком гиблых, а в меру,
где селянин в переметной суме ищет Христову веру.

Представь себе, милая, ты ангел, и ты паришь
над двумя десятками прохудившихся крыш,
в которых гнездятся высотные мыши полевки,
эти - шустры, а движенья людей неловки,
как будто бы извиняясь за каждый шаг по тропинке,
где жизнь - не самый драгоценный товар на рынке.

Ты также можешь увидеть, набрав высоту,
речку и мост, красну девицу на мосту,
размышляющую, то ли домой вернуться
к батюшке-матушке, то ли суициднуться -
грех-то какой, но быть русалкой среди русалок
лучше, чем меж людей, чей жребий то страшен, то жалок.

Дорогая моя! Я родом из гиблых мест,
где каждый второй нажил горбом свой крест,
каждый третий - спился, а каждый первый
скурвился и связался с какой-то стервой,
и растит малышей пучеглазых, нерасторопных,
под пение песен блатных, гораздо реже - окопных.

Представь себе, милая, ты - ангел, и в облаках
на лету размышляешь о таких, как я, стариках,
чья юность прошла в распутстве, а поздние годы в разлуке,
здесь вздрагиваешь, проснувшись, при каждом стуке,
каждом всхлипе и скрипе, каждом шелесте заоконном,
где страх всегда был единственным действующим законом.

Сам не знаю, моя дорогая, как закончить это письмо,
и не помню, зачем его начал, как видно оно
дитя случайности, нужно ведь хоть когда-то,
пусть пишется, пишется, покуда оно не смято,
не выброшено в ведерко у печки - пойдет на растопку.
Дождь в окно стучит, как мысль - в черепную коробку.