verses

***
на фоне молчания муз слышнее гром канонады
на фоне рыдания вдов слышнее смех клоунады
кто богат тот и рад а мы бедны и не рады
на фоне синего неба страшней облаков громады
что в реке не потонет то зарастет травою
на фоне блеянья стад просторнее волчьему вою
где базар там и вор а там и блатной разговор
а там и перо под ребро или выстрел у упор
на фоне добра есть где разгуляться злу
в огне всегда найдется чему превратиться в золу
нож в кармане чужом и сам ты ходишь с ножом
на фоне лжи не заметно что сами мы тоже лжем

Анна А.

Странно! Под тяжелым одеялом войны
шевелились ложь и насилие революций.
Так в кровавой ванне немыслимой старины
смерть встречал спокойный бессмертный Луций.

А ей все любовь и измена и губы ее холодны,
и сердце ее замирало под чьей-то рукою.
Ложь и насилие шевелились под одеялом войны.
Все шло не так. А она оставалась такою.

В этом что-то от стоицизма. Натура прекрасной жены
выстояв, победит убивающего человека.
Ложь и насилие шевелились под покровом войны.
мир - в обескровленной ванне, как Луций Анней Сенека.

А ей все балы, Петербург, и в сером граните Нева.
Холод пустой постели и жар соблазна.
А ей все письма, строки, слова, слова,
но война идет и красота войны безобразна.

А ей все портреты в профиль - с горбинкою нос,
сжатые губы и царственный взгляд, в котором,
читаешь сколько жизней ангел смерти унес,
а что не взято штурмом, будет взято измором.

И где нет в стене пролома, там подкоп под стеной.
А ей все Летний сад, и нагая муза Эрато.
Возьмут революции то, что не взято войной,
и что не взято изменой, то смертною казнью взято.

И будет ангел снимать седьмую печать.
Пройдет еще год - и откроются двери ада.
Есть время отпраздновать способность не замечать -
великое свойство святого женского взгляда.