borkhers | verses

***

Уже не слышишь хода стенных
часов. Подкручивая пружину,
ощущаешь толчкообразное сопротивление,
но нет характерных щелчков.

Не узнаешь голосов
любимых певиц, хотя мелодии песен
узнаются легко, и, если держать
в руках конверт от пластинки, то голос
опять становится узнаваем:
зрение помогает слуху.
Впрочем, и зрение тоже.
Вот она сидит,
показывает тебе какую-то мелочь,
говорит: ну, разве ты не видишь?
И что ответить?
Да-да теперь я вижу!
Неправда, не видишь, но так оно легче.

Не объяснишь же ей, что ты в полном порядке,
просто мир теряет четкость
и крадется почти беззвучно.

Хуже в церкви. Где-то минут через сорок
нарастает шум, сквозь который почти не слышен
хор. Пульсируют низкие звуки.
Какой-то треск. Но тогда вспоминаешь
граммофон и опять же пластинку.
запись духовной музыки десятого года.
Тяжелый черный диск с зеленой наклейкой.

Шума и треска было больше чем звуков,
но звуки были слышны, когда вспоминаешь
становится легче, да, становится легче.

Хотя граммофон уже продан, и где та пластинка?

Встретив друга не спросишь: что слышно?
скорей - что не слышно, но музыка остается.

Хотя бы тот тяжелый диск с зеленой наклейкой.
"ZONOPHON" - так называлась фирма.
Или я ошибаюсь. Бортнянский. Трио.
Архангельский глас вопием Ти, чистая,
радуйся, благодатная: музыка остается.