verses

***
Из церкви выходит царь с простреленной грудью.
Нищие по сторонам тянут вывернутые ладошки.
Кто впереди – смотрят с надеждой.
Кто сзади - плачут, что им ничего не досталось.

Ничего: ни собора, прекрасного, как пучок редиски,
лежащий корешками вверх на базарном прилавке,
ни солнца красного, как лицо торговки,
ни денег, которые платят пришлые люди.

Ничего, совсем ничего не досталось!

А император идет по ковровой дорожке,
семья чуть позади, но никто не заметит.

Никто, никто, ни эти в длинных шинелях,
ни эти, в кожаных куртках, ни эти в струпьях.

Какое им дело до кремовых длинных платьев,
до сандалий, коротких штанишек, матроски
с воротничком синим и полоской черной.

Почему черной? Полоска должна быть белой.
Но так уж случилось – она оказалась черной.

Это ошибка. Но ничего не поделать.

verses

***
Из церкви выходит царь с простреленной грудью.
Нищие по сторонам тянут вывернутые ладошки.
Кто впереди – смотрят с надеждой.
Кто сзади - плачут, что им ничего не досталось.

Ничего: ни собора, прекрасного, как пучок редиски,
лежащий корешками вверх на базарном прилавке,
ни солнца красного, как лицо торговки,
ни денег, которые платят пришлые люди.

Ничего, совсем ничего не досталось!

А император идет по ковровой дорожке,
семья чуть позади, но никто не заметит.

Никто, никто, ни эти в длинных шинелях,
ни эти, в кожаных куртках, ни эти в струпьях.

Какое им дело до кремовых длинных платьев,
до сандалий, коротких штанишек, матроски
с воротничком синим и полоской черной.

Почему черной? Полоска должна быть белой.
Но так уж случилось – она оказалась черной.

Это ошибка. Но ничего не поделать.

verses (завершение предыдущего)

*
Из этого сделают оперу.
Над оркестровой ямой
насыплют рыжую землю.
Часовые встанут на авансцене.

Каждый зритель при входе
бросит пригоршню, метя
в литавры или тарелки,
или в широкое жерло
зияющей медной тубы.

*
При входе или при выходе?
Ну, конечно при входе,
потому что выхода нет, и не будет.

*
И спина дирижера
склонится и выпрямится,
и розовые ладони,
отделенные от силуэта белой полоской,
будут метаться, и прожектор с вышки
расшевелит седину
над яйцевидной макушкой.

*
Двое возьмут под локотки мальчишку в матроске,
взлетят под потолок и посадят его на люстру,
и сами усядутся рядом, и будут трубить, приставив
к синим губам длинные серые трубы,
как на несравненной живописи кватроченто.

И мальчик будет кричать:
«Папа! Тут высоко! Мне страшно!»

*

Я тоже пойду к костюмеру, гримеру и бутафору,
пусть сами решают, что им делать со мною,
какой награде сиять на моем наряде.

*
А дамы в красно-плюшевых ложах
будут сидеть, обмахиваясь веерами
из перьев погибших страусов.
И офицеры, склоняясь,
будут касаться губами
целлулоида их надплечий,
припудренных серой пылью.

*
Я тоже пойду к костюмеру,
гримеру и бутафору.

*
Пусть они решают.

verses (завершение предыдущего)

*
Из этого сделают оперу.
Над оркестровой ямой
насыплют рыжую землю.
Часовые встанут на авансцене.

Каждый зритель при входе
бросит пригоршню, метя
в литавры или тарелки,
или в широкое жерло
зияющей медной тубы.

*
При входе или при выходе?
Ну, конечно при входе,
потому что выхода нет, и не будет.

*
И спина дирижера
склонится и выпрямится,
и розовые ладони,
отделенные от силуэта белой полоской,
будут метаться, и прожектор с вышки
расшевелит седину
над яйцевидной макушкой.

*
Двое возьмут под локотки мальчишку в матроске,
взлетят под потолок и посадят его на люстру,
и сами усядутся рядом, и будут трубить, приставив
к синим губам длинные серые трубы,
как на несравненной живописи кватроченто.

И мальчик будет кричать:
«Папа! Тут высоко! Мне страшно!»

*

Я тоже пойду к костюмеру, гримеру и бутафору,
пусть сами решают, что им делать со мною,
какой награде сиять на моем наряде.

*
А дамы в красно-плюшевых ложах
будут сидеть, обмахиваясь веерами
из перьев погибших страусов.
И офицеры, склоняясь,
будут касаться губами
целлулоида их надплечий,
припудренных серой пылью.

*
Я тоже пойду к костюмеру,
гримеру и бутафору.

*
Пусть они решают.