verses

* * *


Это была устрашающая коммуна
в слишком хорошем доме,
в слишком хорошем районе.

*
При прежнем режиме
оттуда нельзя было выбраться.
При нынешнем
в ней нельзя было остаться.

*
Не очень-то и хотелось,
так говорили в детстве,
не очень-то и хотелось.

*
Но, проходя мимо окон,
я отвожу глаза,
не могу смотреть,
не правда ли глупо?

А если честно,
вообще стараюсь реже
проходить мимо,
как при прежнем режиме
избегал проходить мимо здания,
где размещалась госбезопасность.

*
Здесь дело иное,
совсем иное, не страх, а горе.

*
Хотя о чем горевать?
Разве о сгорбленной,
седовласой бабушке,
молодых родителях,
мальчике, чуть полноватом,
неловко прыгающем
перед любительской кинокамерой,
восемь миллиметров,
черно-белая пленка,
не могу смотреть этот ролик.

*

Но сначала отселили безумцев,
живших в квартире напротив,
самостоятельной, небольшой квартире,
до потолка заваленной хламом,
грязным, зловонным хламом,
который эта пара
таскала с ближайшей свалки.

*
Этот хлам вывозили на двух самосвалах.
Выбрасывать было нельзя.
ведь это была частная собственность
двух разнополых безумцев,
все, что у них было,
кроме квартиры в хорошем доме,
квартиры, откуда их отселяли
в лучшую квартиру, но в худшем доме,
в худшем доме, в гораздо худшем районе.

*

Позже нам рассказали,
Что все было иначе.

Хлам отвезли на свалку,
безумцев свезли в психушку,
где, наконец, разлучили,
ибо мужчин и женщин,
повредившихся разумом,
принято содержать раздельно,
кабы чего не случилось.

*
Все подписанные ими документы,
были заведомо незаконны,
ибо безумие автоматически
влечет недееспособность.
*
Когда думаю об этом времени,
вижу себя, стоящего
посреди двора, смотрящего
на отравленную сороконожку,
довольно крупную, она ходит кругами
по асфальту, как заводной трамвайчик
с ослабевающей пружинкой.

*
Все медленнее и медленнее,
пока не остановилась.
Все медленнее и медленнее, все.

verses

* * *


Это была устрашающая коммуна
в слишком хорошем доме,
в слишком хорошем районе.

*
При прежнем режиме
оттуда нельзя было выбраться.
При нынешнем
в ней нельзя было остаться.

*
Не очень-то и хотелось,
так говорили в детстве,
не очень-то и хотелось.

*
Но, проходя мимо окон,
я отвожу глаза,
не могу смотреть,
не правда ли глупо?

А если честно,
вообще стараюсь реже
проходить мимо,
как при прежнем режиме
избегал проходить мимо здания,
где размещалась госбезопасность.

*
Здесь дело иное,
совсем иное, не страх, а горе.

*
Хотя о чем горевать?
Разве о сгорбленной,
седовласой бабушке,
молодых родителях,
мальчике, чуть полноватом,
неловко прыгающем
перед любительской кинокамерой,
восемь миллиметров,
черно-белая пленка,
не могу смотреть этот ролик.

*

Но сначала отселили безумцев,
живших в квартире напротив,
самостоятельной, небольшой квартире,
до потолка заваленной хламом,
грязным, зловонным хламом,
который эта пара
таскала с ближайшей свалки.

*
Этот хлам вывозили на двух самосвалах.
Выбрасывать было нельзя.
ведь это была частная собственность
двух разнополых безумцев,
все, что у них было,
кроме квартиры в хорошем доме,
квартиры, откуда их отселяли
в лучшую квартиру, но в худшем доме,
в худшем доме, в гораздо худшем районе.

*

Позже нам рассказали,
Что все было иначе.

Хлам отвезли на свалку,
безумцев свезли в психушку,
где, наконец, разлучили,
ибо мужчин и женщин,
повредившихся разумом,
принято содержать раздельно,
кабы чего не случилось.

*
Все подписанные ими документы,
были заведомо незаконны,
ибо безумие автоматически
влечет недееспособность.
*
Когда думаю об этом времени,
вижу себя, стоящего
посреди двора, смотрящего
на отравленную сороконожку,
довольно крупную, она ходит кругами
по асфальту, как заводной трамвайчик
с ослабевающей пружинкой.

*
Все медленнее и медленнее,
пока не остановилась.
Все медленнее и медленнее, все.

Достало

Довольно печально, когда сталкиваешься в ЖЖ с материалами, как будто сошедшими со страниц газеты «Красный безбожник». В духе незабвенных 30-х Церковь становится объектом грубейшей брани, на которую у нас способны только настоящие интеллигентные люди. Понимаю, что антиклерикализм нынче в большой моде, и назвать Патриарха «говорящей обезьяной» (самое мягкое выражение) – это особая доблесть. И все потому, что Святейший подверг критике теорию Дарвина и предложил познакомить школьников с креационистской моделью происхождения Вселенной и Человека. Хорош был бы Патриарх, коли поддерживал бы преподавание исключительно дарвинистской гипотезы. Это ему вроде и не по чину, и не к лицу.

Дальше – больше. Можно также с успехом назвать религию аморальной (бедный Кант). Только вот политкорректность с моралью путать не нужно.

Но это все – теория. А я больше о практике.

Опыт безбожных пятилеток нас мало чему научил. Что же, опять смыкать стройные ряды, складировать в церквях полезные предметы? Ох, помню я все это. Уже при почти покойном Черненко бегали партийные доктора да медсестры по церквям сотрудников вылавливать. Я и сказал своей партийной подружке где она может меня найти: в Свято-Троицкой церкви у правой колонны. Она удивилась – как можно?
Прошло лет двадцать, а партийное удивление – как можно? – не миновало. Меня же вот что беспокоит: тогда, понимаю, выволочка в райкоме за высокий процент крещений (обрезаний) в районе, обязательная отчетность, строгач с занесением, науськивание сверху. Но сегодня – откуда энтузиазм?

Сожгли какие-то негодяи священника с семьей в его собственном доме. Так и тогда начали мы искать – чем провинилась жертва: не часто ли в Москву ездил, не слишком ли за церковное добро цеплялся убиенный. Да не имел ли лавочку на стороне?

Это, конечно, и есть нравственность: искать объективные причины.

У каждого есть свобода убеждений (вместе с ответственностью, которая обычно к свободе прилагается). Но думаю, что оскорбления вместо аргументов, ерничанье, игнорирование, кстати, вполне научных концепций, которые с дарвинизмом не очень сочетаются – я генетику, продажную девку империализма, в виду имею, чести нам не делают.

Достало

Довольно печально, когда сталкиваешься в ЖЖ с материалами, как будто сошедшими со страниц газеты «Красный безбожник». В духе незабвенных 30-х Церковь становится объектом грубейшей брани, на которую у нас способны только настоящие интеллигентные люди. Понимаю, что антиклерикализм нынче в большой моде, и назвать Патриарха «говорящей обезьяной» (самое мягкое выражение) – это особая доблесть. И все потому, что Святейший подверг критике теорию Дарвина и предложил познакомить школьников с креационистской моделью происхождения Вселенной и Человека. Хорош был бы Патриарх, коли поддерживал бы преподавание исключительно дарвинистской гипотезы. Это ему вроде и не по чину, и не к лицу.

Дальше – больше. Можно также с успехом назвать религию аморальной (бедный Кант). Только вот политкорректность с моралью путать не нужно.

Но это все – теория. А я больше о практике.

Опыт безбожных пятилеток нас мало чему научил. Что же, опять смыкать стройные ряды, складировать в церквях полезные предметы? Ох, помню я все это. Уже при почти покойном Черненко бегали партийные доктора да медсестры по церквям сотрудников вылавливать. Я и сказал своей партийной подружке где она может меня найти: в Свято-Троицкой церкви у правой колонны. Она удивилась – как можно?
Прошло лет двадцать, а партийное удивление – как можно? – не миновало. Меня же вот что беспокоит: тогда, понимаю, выволочка в райкоме за высокий процент крещений (обрезаний) в районе, обязательная отчетность, строгач с занесением, науськивание сверху. Но сегодня – откуда энтузиазм?

Сожгли какие-то негодяи священника с семьей в его собственном доме. Так и тогда начали мы искать – чем провинилась жертва: не часто ли в Москву ездил, не слишком ли за церковное добро цеплялся убиенный. Да не имел ли лавочку на стороне?

Это, конечно, и есть нравственность: искать объективные причины.

У каждого есть свобода убеждений (вместе с ответственностью, которая обычно к свободе прилагается). Но думаю, что оскорбления вместо аргументов, ерничанье, игнорирование, кстати, вполне научных концепций, которые с дарвинизмом не очень сочетаются – я генетику, продажную девку империализма, в виду имею, чести нам не делают.