***
Маленький мостик Веры прогнулся над
расселиной, которая еще глубже, чем она
черней. На другой стороне, говорят, сад,
на то она и другая, неизвестная сторона.
Там парковая скульптура из мрамора, но
плавно передвигается между дерев.
Там даже ночью не бывает страшно или темно.
Там духи мщенья, давно сменившие гнев
на милость, лежат в траве, подложив
скрещенные ладони под затылки, взор
направляя выше небес. Переполошив
стаю ласточек, птица Сирин мелет какой-то вздор,
щебечет, пощелкивает, ветку охватывает тремя
девичьими пальчиками, на каждом кривой коготок
Там, завершившись, время стоит стоймя,
забыв о том, что оно по своей природе поток.
Ведет целлулоидных пупсов облаченная в Солнце Жена
знакомить с затерянным миром, заброшенным Царством Твоим.
Хорошо, когда бы не бездна, которой, известно, нет дна.
Когда б не прогнувшийся мост, где не разминуться двоим.
Маленький мостик Веры прогнулся над
расселиной, которая еще глубже, чем она
черней. На другой стороне, говорят, сад,
на то она и другая, неизвестная сторона.
Там парковая скульптура из мрамора, но
плавно передвигается между дерев.
Там даже ночью не бывает страшно или темно.
Там духи мщенья, давно сменившие гнев
на милость, лежат в траве, подложив
скрещенные ладони под затылки, взор
направляя выше небес. Переполошив
стаю ласточек, птица Сирин мелет какой-то вздор,
щебечет, пощелкивает, ветку охватывает тремя
девичьими пальчиками, на каждом кривой коготок
Там, завершившись, время стоит стоймя,
забыв о том, что оно по своей природе поток.
Ведет целлулоидных пупсов облаченная в Солнце Жена
знакомить с затерянным миром, заброшенным Царством Твоим.
Хорошо, когда бы не бездна, которой, известно, нет дна.
Когда б не прогнувшийся мост, где не разминуться двоим.