borkhers | Dec. 30th, 2007

Dec. 30th, 2007

Глубокие воды!
Мой дом за Иорданом,
глубокие воды, Отче!
На тот берег стремится душа моя,
на тот берег, Господи!

Мой дом стоял на площади, где пьяная матросня,
отлитая в бронзе, была поставлена на гранит.
Потемкинцам-потомки. Там Ты хранил меня,
но я, по малости лет, не знал, Кто меня хранит.

В квартале от площади находился райком.
Памятник в Одессе назывался "утюг".
Дворничиха мела - метлою и языком.
Из под метлы летела пыль, с языка - матюг.

Вбогадушумать - так от нее
я впервые услыщал Святое Имя Твое.

Глубокие воды!
Мой дом за Иорданом,
глубокие воды, Отче!
На тот берег стремится душа моя,
на тот берег, Господи!

Вместо реки было море и Приморский бульвар.
Я знал слово "река", но что называют рекой,
этого я не знал. Мой дедушка был не стар,
но Ты уже приготовил ему вечный покой.
Ночью - вызовы на допросы. Наутро - второй удар.
Но до поры Ты вел меня дедушкиной рукой.

И я шел, улыбаясь, глядя по сторонам,
голубь купался в луже. Мир отражала вода.
Я чувствовал - жизнь продолжается. Но что уготовано нам -
этого я не знал. А если б и знал - что тогда?

Глубокие воды!
Мой дом за Иорданом,
глубокие воды, Отче!
На тот берег стремится душа моя,
на тот берег, Господи!

к книжке ВПС "Площадка под застройку" (НЛО, 2008). И картинка Ройтбурда - оттуда же.

СВИДЕТЕЛЬ

Борис Херсонский – мой ровесник, хотя я старше его на 19 лет.
Он мой коллега, хотя по диплому он — психиатр, а я –
филолог; но он занимается клинической психологией, и я —
тоже.
В определенном смысле Херсонский — мой земляк, хотя
я родилась и живу в Москве, а он родился в Черновцах и с
младенчества живет в Одессе. «Землячество» наше в том,
что оба мы принадлежим к роду Израилеву. Так что предки
наши похоронены в одних и те же местах – в Малороссии, в
землях польских, бессарабских, южнорусских.

В одном небольшом местечке
никто не умирал в Субботу.
*
А в другом вообще никто не умер:
просто местечко исчезло бесследно.

Впрочем, так упокоились те, кого судьба пощадила –
прах остальных развеялся в Холокосте.

Херсонский — из семьи врачей. Я тоже. Я встретила войну ребенком, Херсонский родился после
войны. Но воевали наши близкие, похороненные где-то под «фанерными монументами».
Помню, как в конце 1970?х в Варшаве, в кругу близких друзей (ксендз-иезуит; художница – монахиня из Ордена Св. Эльжбеты; филолог — дочь бойца Армии Крайовой; выпускник Православной Академии в Варшаве) мы пели:

«Мы связаны, Агнешка, с тобой одной судьбою…»

Сегодня надо объяснять, почему в этой песне Окуджавы так пронзительно и щемяще отзывалась в нас фраза «Когда трубач над Краковом…» Потому мы и ровесники, что Херсонскому это
объяснять не надо.

И еще нас роднит то, что на поверхностный взгляд могло бы разобщить. Херсонский – православный христианин и при том воцерковленный. Я — скорее агностик. И все же
если бы мою личную веру надо было бы как-то оформить, «овнешнить», то, будучи человеком русской культуры, я бы выбрала Евангелие и собор, а не Тору и синагогу.
( Read more... )

к книжке ВПС "Площадка под застройку" (НЛО, 2008). И картинка Ройтбурда - оттуда же.

* * *
Ты говоришь жизни: «Будешь дальше так — я уйду!»
А она: «Куда ты денешься от меня?»
И ты остаешься. По крайней мере, в этом году
уже не будет темней и короче дня.
Елку, связанную бечевкой, уже принесли в дом,
но на несколько дней вынесли на балкон.
Засыпаешь с трудом. Продираешь глаза с трудом.
По радио дети поют о том, что скоро родится Он.