Mar. 14th, 2008
***
Человек никогда не бывает один. Рядом
или, вернее, над, глядит немигающим взглядом
Господь, а в подполье мышью скребет Сатана.
Иногда он выскакивает на пружинке.
Это он, я знаю его ужимки,
да и тень на стене хорошо видна.
Я бросаю в него чернильницей. Мимо!
Он смеется беззвучно, рожи корчит незримо,
по стене растекаясь, причудливое пятно
напоминает, опять же, исчадье ада.
Сквозь окно доносится блеянье стада,
и вечерний свет наполняет окно.
Городок сжимается, в небо выставив шпили.
Ратуша и Собор. Кто знает, зачем мы жили?
Между Спасеньем и гибелью, как между двух огней,
между матерью и отцом - духовной и светской властью.
Между бездной и бездной. Между страстью и страстью.
Спит душа. Холодные звезды стоят над ней.
Человек никогда не бывает один. Рядом
или, вернее, над, глядит немигающим взглядом
Господь, а в подполье мышью скребет Сатана.
Иногда он выскакивает на пружинке.
Это он, я знаю его ужимки,
да и тень на стене хорошо видна.
Я бросаю в него чернильницей. Мимо!
Он смеется беззвучно, рожи корчит незримо,
по стене растекаясь, причудливое пятно
напоминает, опять же, исчадье ада.
Сквозь окно доносится блеянье стада,
и вечерний свет наполняет окно.
Городок сжимается, в небо выставив шпили.
Ратуша и Собор. Кто знает, зачем мы жили?
Между Спасеньем и гибелью, как между двух огней,
между матерью и отцом - духовной и светской властью.
Между бездной и бездной. Между страстью и страстью.
Спит душа. Холодные звезды стоят над ней.
***
Человек никогда не бывает один. Рядом
или, вернее, над, глядит немигающим взглядом
Господь, а в подполье мышью скребет Сатана.
Иногда он выскакивает на пружинке.
Это он, я знаю его ужимки,
да и тень на стене хорошо видна.
Я бросаю в него чернильницей. Мимо!
Он смеется беззвучно, рожи корчит незримо,
по стене растекаясь, причудливое пятно
напоминает, опять же, исчадье ада.
Сквозь окно доносится блеянье стада,
и вечерний свет наполняет окно.
Городок сжимается, в небо выставив шпили.
Ратуша и Собор. Кто знает, зачем мы жили?
Между Спасеньем и гибелью, как между двух огней,
между матерью и отцом - духовной и светской властью.
Между бездной и бездной. Между страстью и страстью.
Спит душа. Холодные звезды стоят над ней.
Человек никогда не бывает один. Рядом
или, вернее, над, глядит немигающим взглядом
Господь, а в подполье мышью скребет Сатана.
Иногда он выскакивает на пружинке.
Это он, я знаю его ужимки,
да и тень на стене хорошо видна.
Я бросаю в него чернильницей. Мимо!
Он смеется беззвучно, рожи корчит незримо,
по стене растекаясь, причудливое пятно
напоминает, опять же, исчадье ада.
Сквозь окно доносится блеянье стада,
и вечерний свет наполняет окно.
Городок сжимается, в небо выставив шпили.
Ратуша и Собор. Кто знает, зачем мы жили?
Между Спасеньем и гибелью, как между двух огней,
между матерью и отцом - духовной и светской властью.
Между бездной и бездной. Между страстью и страстью.
Спит душа. Холодные звезды стоят над ней.
***
С тяжелой головой похмельная страна
встает, не открывая глаз, под кран
подставит волосы, не помнит ни хрена.
Нащупав кнопку, щелкнет. Вот экран
из точки разрастается в квадрат.
В квадрате красным движется парад.
Мелькнет картинка. Даже не взглянув,
а просто, пробурчав под нос «А ну в …»,
запустит руку в боковой карман,
нащупав пачку, вытащит. Потом
выходит на крыльцо и курит. Значит, план
в четыре года. Значит, старый дом
уверенно распахивает дверь
в грядущее, а ты – живи и верь.
Она жива. Но верится с трудом
С тяжелой головой похмельная страна
встает, не открывая глаз, под кран
подставит волосы, не помнит ни хрена.
Нащупав кнопку, щелкнет. Вот экран
из точки разрастается в квадрат.
В квадрате красным движется парад.
Мелькнет картинка. Даже не взглянув,
а просто, пробурчав под нос «А ну в …»,
запустит руку в боковой карман,
нащупав пачку, вытащит. Потом
выходит на крыльцо и курит. Значит, план
в четыре года. Значит, старый дом
уверенно распахивает дверь
в грядущее, а ты – живи и верь.
Она жива. Но верится с трудом
***
С тяжелой головой похмельная страна
встает, не открывая глаз, под кран
подставит волосы, не помнит ни хрена.
Нащупав кнопку, щелкнет. Вот экран
из точки разрастается в квадрат.
В квадрате красным движется парад.
Мелькнет картинка. Даже не взглянув,
а просто, пробурчав под нос «А ну в …»,
запустит руку в боковой карман,
нащупав пачку, вытащит. Потом
выходит на крыльцо и курит. Значит, план
в четыре года. Значит, старый дом
уверенно распахивает дверь
в грядущее, а ты – живи и верь.
Она жива. Но верится с трудом
С тяжелой головой похмельная страна
встает, не открывая глаз, под кран
подставит волосы, не помнит ни хрена.
Нащупав кнопку, щелкнет. Вот экран
из точки разрастается в квадрат.
В квадрате красным движется парад.
Мелькнет картинка. Даже не взглянув,
а просто, пробурчав под нос «А ну в …»,
запустит руку в боковой карман,
нащупав пачку, вытащит. Потом
выходит на крыльцо и курит. Значит, план
в четыре года. Значит, старый дом
уверенно распахивает дверь
в грядущее, а ты – живи и верь.
Она жива. Но верится с трудом