****
Базилика на вершине. «Мария – небесный алтарь».
В смысле – алтарь,
на котором принесен в жертву Небесный Царь.
Все как всюду. Фрески, картины. Пол состоит
из лежащих вплотную надгробных плит.
Мы, недостойные, идем по плитам, стирая с них имена
людей достойных, рельефы придворных дам
со скрещенными руками, смотрящих на
расписной потолок. Латинских эпитафий и дат,
написанных римскими цифрами, уже никто не прочтет.
Несколько сот маргиналов не в счет.
Уплощенный рыцарь, меч сжимая в руке,
думает: лучше бы хоронили на потолке.
Надписи не разобрать, стерлись черты лица,
а они всё идут и идут, и так - без конца.
Всё идут и идут, и сидящие буками по углам
понтифики шлют благословенье телам –
горизонтальным, мертвым, вертикальным – живым, хотя
и то, и другое временно. В капелле «Святое Дитя»
пупс в огромной короне, стоит, не прочтя
писем в ящичке, что написали ему
озаренные верой перед тем, как сойти во тьму.
***
Получив наследье – Империю, не знаешь, то ли гордиться,
то ли просто, без шума, разумно распорядиться,
или хуже – растерянно перебирать
предметы из бронзы, мрамора и порфира,
что продать при случае, наполнив музеи мира,
тем более, знаешь – хоть девять десятых растрать,
останется детям, и внукам хватит с лихвою,
и правнук не промотается, всем с головою
добра останется где-то на тысячу лет.
Вот только лица не сохранить. На безличье
и маска – лицо. Наследственное величье
придется нести -- иного выхода нет.
Добиваться единства, вооружаться, шею
склонять под иго диктатора. Рыть траншею.
Выставлять оттуда винтовку, боясь поднять
голову в каске – ни цели, ни просто прицела,
тебя любила Империя как умела,
а что уберечь не смогла, то кому пенять?
***
Просвещенный приезжий привозит с собой
груду полезных сведений, в должном порядке
расставляет их в номере и уходит в запой.
Дня через три выходит и видит – страна в упадке.
Бастуют студенты, транспортники, учителя,
пустуют церкви, как попало торчат колонны,
фонтаны загажены голубями. В парках земля
присыпана мелкой галькой с окурками. Даже короны
на головах Мадонн потускнели. Патина или налет
деградации? Приезжий подходит к стойке
ближайшего бара. В стакан опускают лед,
наливают виски. Дождь гремит в водостоке.
По стеклу витрины стекает вода. Изнутри
видишь идущих под зонтиками, среди которых
много прекрасных женщин. Гиды-поводыри
ведут неспособных видеть. Размокает ворох
содранных накануне старых афиш.
Выпил, а легче не стало. Наверное, все же болен.
Тучи идут сплошняком над изломами крыш,
по пути цепляя башенки колоколен.
Базилика на вершине. «Мария – небесный алтарь».
В смысле – алтарь,
на котором принесен в жертву Небесный Царь.
Все как всюду. Фрески, картины. Пол состоит
из лежащих вплотную надгробных плит.
Мы, недостойные, идем по плитам, стирая с них имена
людей достойных, рельефы придворных дам
со скрещенными руками, смотрящих на
расписной потолок. Латинских эпитафий и дат,
написанных римскими цифрами, уже никто не прочтет.
Несколько сот маргиналов не в счет.
Уплощенный рыцарь, меч сжимая в руке,
думает: лучше бы хоронили на потолке.
Надписи не разобрать, стерлись черты лица,
а они всё идут и идут, и так - без конца.
Всё идут и идут, и сидящие буками по углам
понтифики шлют благословенье телам –
горизонтальным, мертвым, вертикальным – живым, хотя
и то, и другое временно. В капелле «Святое Дитя»
пупс в огромной короне, стоит, не прочтя
писем в ящичке, что написали ему
озаренные верой перед тем, как сойти во тьму.
***
Получив наследье – Империю, не знаешь, то ли гордиться,
то ли просто, без шума, разумно распорядиться,
или хуже – растерянно перебирать
предметы из бронзы, мрамора и порфира,
что продать при случае, наполнив музеи мира,
тем более, знаешь – хоть девять десятых растрать,
останется детям, и внукам хватит с лихвою,
и правнук не промотается, всем с головою
добра останется где-то на тысячу лет.
Вот только лица не сохранить. На безличье
и маска – лицо. Наследственное величье
придется нести -- иного выхода нет.
Добиваться единства, вооружаться, шею
склонять под иго диктатора. Рыть траншею.
Выставлять оттуда винтовку, боясь поднять
голову в каске – ни цели, ни просто прицела,
тебя любила Империя как умела,
а что уберечь не смогла, то кому пенять?
***
Просвещенный приезжий привозит с собой
груду полезных сведений, в должном порядке
расставляет их в номере и уходит в запой.
Дня через три выходит и видит – страна в упадке.
Бастуют студенты, транспортники, учителя,
пустуют церкви, как попало торчат колонны,
фонтаны загажены голубями. В парках земля
присыпана мелкой галькой с окурками. Даже короны
на головах Мадонн потускнели. Патина или налет
деградации? Приезжий подходит к стойке
ближайшего бара. В стакан опускают лед,
наливают виски. Дождь гремит в водостоке.
По стеклу витрины стекает вода. Изнутри
видишь идущих под зонтиками, среди которых
много прекрасных женщин. Гиды-поводыри
ведут неспособных видеть. Размокает ворох
содранных накануне старых афиш.
Выпил, а легче не стало. Наверное, все же болен.
Тучи идут сплошняком над изломами крыш,
по пути цепляя башенки колоколен.