***
На обелиске клинописью высеченные законы,
макеты - башни, балясины и колонны,
ожерелья, серьги, кольца, кулоны,
все, что извлечено из культурного слоя,
где залегло прекрасное, чуждое, злое,
нелепое, неповторимое, все такое,
над чем склоняется редкий в наши дни посетитель
исторического музея, зрелищ высоких зритель,
белый воротничок, гимназический китель.
Роковые минуты длятся второе столетье,
хочешь слово сказать, вспомнаешь лишь междометье,
выбирая одно из двух, предпочитаешь третье
до нашей эры, когда насилие было проще
откровенней, честнее воли богов или военной мощи,
фавны и нимфы на опушке священной рощи
выделывали такое, что герои порноромана,
чтоб посмотреть, заплатили бы из собственного кармана,
мифология прихотливей мечтаний эротомана.
В каждом зале музея на стуле сидит, скучая,
старушка с газетой или стаканом чая,
глядящая мимо, живое от мертвого не отличая.
На обелиске клинописью высеченные законы,
макеты - башни, балясины и колонны,
ожерелья, серьги, кольца, кулоны,
все, что извлечено из культурного слоя,
где залегло прекрасное, чуждое, злое,
нелепое, неповторимое, все такое,
над чем склоняется редкий в наши дни посетитель
исторического музея, зрелищ высоких зритель,
белый воротничок, гимназический китель.
Роковые минуты длятся второе столетье,
хочешь слово сказать, вспомнаешь лишь междометье,
выбирая одно из двух, предпочитаешь третье
до нашей эры, когда насилие было проще
откровенней, честнее воли богов или военной мощи,
фавны и нимфы на опушке священной рощи
выделывали такое, что герои порноромана,
чтоб посмотреть, заплатили бы из собственного кармана,
мифология прихотливей мечтаний эротомана.
В каждом зале музея на стуле сидит, скучая,
старушка с газетой или стаканом чая,
глядящая мимо, живое от мертвого не отличая.