***
А еще иногда он вытаскивает газету из пожелтевшей стопки,
которую тетка-покойница лет сорок назад оставила для растопки
давно разрушенной печки, а газеты в кладовке так и лежат,
а в платяном шкафу тоже стопка негодных старорежимных деньжат.
Иногда он их пересчитывает, если вовсе заняться нечем.
Принимает лекарства: одно лечим, другое - калечим,
читает газетку о съезде двадцать четвертом.
Ах, как потешались над этим бровастым чертом!
Третья полоса заполнена всяким спортом.
Наши в хоккей забили их трем коронам - шведам.
Президента Намибии накормили званым обедом.
Шпион перешел границу. Пограничник крадется следом.
Он читает все это, и делается моложе,
даже морщины разглаживаются на коже.
На последней странице в черных рамочках некрологи.
Все передохли. Понятное дело. И мы - не боги.
Он выпивает таблетку, наливает в стакан минералку...
В дверь стучат. Он идет открывать, опираясь на палку -
через всю прошедшую жизнь, весь коридор, всю одесскую коммуналку.
А еще иногда он вытаскивает газету из пожелтевшей стопки,
которую тетка-покойница лет сорок назад оставила для растопки
давно разрушенной печки, а газеты в кладовке так и лежат,
а в платяном шкафу тоже стопка негодных старорежимных деньжат.
Иногда он их пересчитывает, если вовсе заняться нечем.
Принимает лекарства: одно лечим, другое - калечим,
читает газетку о съезде двадцать четвертом.
Ах, как потешались над этим бровастым чертом!
Третья полоса заполнена всяким спортом.
Наши в хоккей забили их трем коронам - шведам.
Президента Намибии накормили званым обедом.
Шпион перешел границу. Пограничник крадется следом.
Он читает все это, и делается моложе,
даже морщины разглаживаются на коже.
На последней странице в черных рамочках некрологи.
Все передохли. Понятное дело. И мы - не боги.
Он выпивает таблетку, наливает в стакан минералку...
В дверь стучат. Он идет открывать, опираясь на палку -
через всю прошедшую жизнь, весь коридор, всю одесскую коммуналку.