verses

***

А как строили бесы до самого неба колонну,
чтоб расселиться им по всему небосклону,
чтоб рассеяться им по звездам -светилам,
многого им хотелось, но Господь запретил им.

И летели на землю они сорок деньков тридцать девять ночек,
и каждый нашел на земле свой закуточек.

Кто куда свалился - там и остался,
кто где остался - так и назвался,

кто в лес - тот лешим, кто в дом - домовым,
кто в болото - болотным, кто в поле - полевым.

А кто в человека упал и внутри обитает,
знай, сидит, смеется, свои имена считает.

А зовут его то неугасимой страстью,
то лучшею частью, то неодолимой властью,
то сердечной тоской, то сердечным жаром,
то влечением, то призваньем, то высшим даром...

Но как ни зови - смеется чертяка с рогами,
машет хвостом, как дитя болтает ногами,
глазки в глазницах, что уголечки тлеют.
И надо бы гнать, да люди его жалеют.

verses

***

А как строили бесы до самого неба колонну,
чтоб расселиться им по всему небосклону,
чтоб рассеяться им по звездам -светилам,
многого им хотелось, но Господь запретил им.

И летели на землю они сорок деньков тридцать девять ночек,
и каждый нашел на земле свой закуточек.

Кто куда свалился - там и остался,
кто где остался - так и назвался,

кто в лес - тот лешим, кто в дом - домовым,
кто в болото - болотным, кто в поле - полевым.

А кто в человека упал и внутри обитает,
знай, сидит, смеется, свои имена считает.

А зовут его то неугасимой страстью,
то лучшею частью, то неодолимой властью,
то сердечной тоской, то сердечным жаром,
то влечением, то призваньем, то высшим даром...

Но как ни зови - смеется чертяка с рогами,
машет хвостом, как дитя болтает ногами,
глазки в глазницах, что уголечки тлеют.
И надо бы гнать, да люди его жалеют.

verses

***

Говорят об овце, что она была с гладкой кожей,
тощей была и зябкой, на саму себя не похожей.
Стояла зимой в снегу, прижимаясь к барашку боком,
печальная тварь, совсем позабытая Богом.

Никому не понятно, как эти овцы сумели
дыханьем согреть Младенца, лежащего в колыбели.
Младенец ручки тянул, и они касались
овечьей морды и чудом чудес казались.

И Бог явил для овечки великую милость:
дал ей шерсть, чтоб себя согревала, и с нами делилась.
Но и поныне в ненастье, холод и вьюгу
по привычке овцы зябнут и жмутся друг к другу.

И поныне овцы стоят в хлеву и ласково дышат в ясли.
Но ясли пусты, и звезды давно погасли.

verses

***

Говорят об овце, что она была с гладкой кожей,
тощей была и зябкой, на саму себя не похожей.
Стояла зимой в снегу, прижимаясь к барашку боком,
печальная тварь, совсем позабытая Богом.

Никому не понятно, как эти овцы сумели
дыханьем согреть Младенца, лежащего в колыбели.
Младенец ручки тянул, и они касались
овечьей морды и чудом чудес казались.

И Бог явил для овечки великую милость:
дал ей шерсть, чтоб себя согревала, и с нами делилась.
Но и поныне в ненастье, холод и вьюгу
по привычке овцы зябнут и жмутся друг к другу.

И поныне овцы стоят в хлеву и ласково дышат в ясли.
Но ясли пусты, и звезды давно погасли.