Памяти семидесятых

По собственному небогатому опыту тех лет могу судить: занималась редактура поиском каламбуров, словосочетаний, подтекста и намеков. Две строчки из стихотворения о детстве: "Мир был так удивителен и нов. В нем было много кошек и жуков". Последняя строчка - изъята, ибо каждому известно, что "жуки" - это спекулянты, а "кошки" – проститутки. Для нашего мира явления нехарактерные. А тут они не просто есть, а их "много". В стихотворении об одесском дворике: "Между врытыми в землю столбами две веревки для сушки белья. Развевается платье над нами государственным флагом жилья". Тут уж каждому понятно, что упоминание о государственном флаге совершенно неуместно. Стихи о Пушкине - "в его руке гусиное перо, белейшее перо в крылах России". Эко, братец загнул! Этак получается, что у тебя Россия - гусыня...

Огромное внимание цензора привлекала символика цветов. Особенно раздражало сочетание голубого и желтого. И - как азло вокруг столько соблазнов! Желтый пляж и голубое море. Желтое поле и голубое небо. Наконец, мотылек садящийся на одуванчик. И в бабочке усмотрели буржуазный национализм! А уж когда в банальнейшем милицейском очерке появилась фраза "незабаром пiд'iхала жовто-блакитна машина", автору пришлось объясняться официально... Странно, что не отдали приказ перекрасить милицейские автомашины.

А вот история, граничащая с легендой. Наши архитекторы всегда были озабочены тем, как город смотрится с моря: Одесса должна понравиться подплывающим к ней интуристам ( а при случае - интервентам). С целью улучшения облика Одессы на Комсомольском бульваре были воздвигнуты три бетонных коробки ( новая архитектурная доминанта). Все довольны. И тут на стол "главного" ложится донос: три дома символизируют буржуазный украинский трезуб. Ой, испугу! Чуть было не пристроили четвертый дом. Но потом опомнились и водрузили на крыши огромные буквы. Теперь дома были увенчаны дорогими сердцу словами: "Ленин, Народ, Партия". Пойду, вступлю в партию - говорил мой друг. У него девушка жила в соответствующем доме.

- Вы знаете Ф., Б., Г., М.? - Нет, а кто это? - Это украинские буржуазные националисты, последыши Бендеры, которые хотят отторгнуть Украину от СССР. - Но я еврей. Какие у меня могут быть связи с украинскими националистами? - Вы должны знать, что на сегодняшний день украинский национализм блокируется с сионизмом. - Но я не знаю этого. - А если бы знали? - Ко мне это все равно не относится. Я еврей, но не сионист. Так бывает. - А почему вы переписываетесь с Б-м? - Он мой школьный друг. - По нашим данным он поддался сионистской пропаганде. - Это его дело.

Памяти семидесятых

По собственному небогатому опыту тех лет могу судить: занималась редактура поиском каламбуров, словосочетаний, подтекста и намеков. Две строчки из стихотворения о детстве: "Мир был так удивителен и нов. В нем было много кошек и жуков". Последняя строчка - изъята, ибо каждому известно, что "жуки" - это спекулянты, а "кошки" – проститутки. Для нашего мира явления нехарактерные. А тут они не просто есть, а их "много". В стихотворении об одесском дворике: "Между врытыми в землю столбами две веревки для сушки белья. Развевается платье над нами государственным флагом жилья". Тут уж каждому понятно, что упоминание о государственном флаге совершенно неуместно. Стихи о Пушкине - "в его руке гусиное перо, белейшее перо в крылах России". Эко, братец загнул! Этак получается, что у тебя Россия - гусыня...

Огромное внимание цензора привлекала символика цветов. Особенно раздражало сочетание голубого и желтого. И - как азло вокруг столько соблазнов! Желтый пляж и голубое море. Желтое поле и голубое небо. Наконец, мотылек садящийся на одуванчик. И в бабочке усмотрели буржуазный национализм! А уж когда в банальнейшем милицейском очерке появилась фраза "незабаром пiд'iхала жовто-блакитна машина", автору пришлось объясняться официально... Странно, что не отдали приказ перекрасить милицейские автомашины.

А вот история, граничащая с легендой. Наши архитекторы всегда были озабочены тем, как город смотрится с моря: Одесса должна понравиться подплывающим к ней интуристам ( а при случае - интервентам). С целью улучшения облика Одессы на Комсомольском бульваре были воздвигнуты три бетонных коробки ( новая архитектурная доминанта). Все довольны. И тут на стол "главного" ложится донос: три дома символизируют буржуазный украинский трезуб. Ой, испугу! Чуть было не пристроили четвертый дом. Но потом опомнились и водрузили на крыши огромные буквы. Теперь дома были увенчаны дорогими сердцу словами: "Ленин, Народ, Партия". Пойду, вступлю в партию - говорил мой друг. У него девушка жила в соответствующем доме.

- Вы знаете Ф., Б., Г., М.? - Нет, а кто это? - Это украинские буржуазные националисты, последыши Бендеры, которые хотят отторгнуть Украину от СССР. - Но я еврей. Какие у меня могут быть связи с украинскими националистами? - Вы должны знать, что на сегодняшний день украинский национализм блокируется с сионизмом. - Но я не знаю этого. - А если бы знали? - Ко мне это все равно не относится. Я еврей, но не сионист. Так бывает. - А почему вы переписываетесь с Б-м? - Он мой школьный друг. - По нашим данным он поддался сионистской пропаганде. - Это его дело.

Новейшая история средневековья

***

Это стихи об отсутствии времени. Вот актер
возлежит на ложе. Вокруг суета: очередная смена
декораций. У столба раскладывают костер.
Костер догорает. Река, голубая, как вена
на локтевом сгибе, течет по холсту слева
направо или справа налево. Непорочная Дева
стоит на центральной площади, удивленно
озираясь. Выставив копья, колонна
нарисованных воинов марширует куда-то,
скорее всего, в Палестину. Точные даты
никому не известны. Точное время тоже.
Пепел уносит ветром. Актер возлежит на ложе.

Собственно, есть часы. Солнечные. Но стрелка,
вернее, тень от нее, не имеет значения. Ибо
небо затянуто облаками. Цифры написаны мелко.
Читать никто не умеет. Что ж, и на том спасибо.

Лицедей не действует и не имеет лица. Его не станут
хоронить в освященной земле. Но землю и святость забыли
за пределами декораций. Бумажные розы не вянут.
Их вечной красе не помешает ничто, кроме пламени или пыли.

Новейшая история средневековья

***

Это стихи об отсутствии времени. Вот актер
возлежит на ложе. Вокруг суета: очередная смена
декораций. У столба раскладывают костер.
Костер догорает. Река, голубая, как вена
на локтевом сгибе, течет по холсту слева
направо или справа налево. Непорочная Дева
стоит на центральной площади, удивленно
озираясь. Выставив копья, колонна
нарисованных воинов марширует куда-то,
скорее всего, в Палестину. Точные даты
никому не известны. Точное время тоже.
Пепел уносит ветром. Актер возлежит на ложе.

Собственно, есть часы. Солнечные. Но стрелка,
вернее, тень от нее, не имеет значения. Ибо
небо затянуто облаками. Цифры написаны мелко.
Читать никто не умеет. Что ж, и на том спасибо.

Лицедей не действует и не имеет лица. Его не станут
хоронить в освященной земле. Но землю и святость забыли
за пределами декораций. Бумажные розы не вянут.
Их вечной красе не помешает ничто, кроме пламени или пыли.

Памяти семидесятых

Еще бы мне не знать, что украинские националисты нашли общий язык с сионистами! Первый год я проучился в Ивано-Франковске. На Западной Украине в конце шестидесятых еврей в принципе мог поступить в медин. А вот в Одессе о том речи не было… Там, в Ивано-Франковске, я впервые увидел диво дивное – еврейских и немецких профессоров (Мельман, Машталлер), читающих лекции на прекрасном украинском языке. Там сутулый мальчик Яша Лернер тоже говорил на двух языках – на украинском и идиш. А на русском – не хотел. А самый «крутой» украинский националист медина, латинист Иван Думка, по слухам, во время Шестидневной войны передвигал флажки на карте и говорил: «А наши вжэ ось дэ!»ю И имел он в виду отнюдь не арабов…

И еще забавная история: гуляю я с двумя дивчынками пид ручку – Ганкою и Марийкою. Марийка ругательски ругает советскую власть. Ганка явно тревожится Наконец, она отзывает Марийку в сторону и говорит тихо (но я-то слышу!): Кому ты цэ кажэш? Вин ж еврэй!». А Марийка отвечает громко, так чтобы я слышал ( и я таки да слышу!): «Добрэ знаю, хто вин е. Алэ у еврэив та украинцив зараз спильный ворог».


Что за дивчынка была эта Марийка, подтянутая, разумная, с длинной русой косой. Она говорила мне: «Боря, нэ розмовляй украинською мовою. Бо ты ии псуеш!». Да, в начале моего пребывания на Западной Украине мой украинский оставлял желать лучшего. Но за год я достаточно продвинулся. И поныне пользуюсь тем запасом…

Но, разумеется, были и отрицательные стороны. Жил я тогда на улице Московской. Очень непопулярное название. И хлопцы с соседних улиц часто ходили на Московскую проучить тех, кто там живет, чи мэшкае.
Пару раз досталось и мне. Теперь та улица носит правильное название – Степана Бандеры . И теперь, думается, уже хлопцы с этой улицы поколачивают зрадныкив з вулыци Льва Толстого.

Беда моя была в том, что я слабо идентифицировал себя с еврейским народом (издержки воспитания), ходил в церковь, говорил по-русски. И отдаться освободительному движению всем сердцем не мог никак. Конечно, диссидентов-националов в Одессе я знал. Но даже тогда они держались особняком.

Читал я и Солженицына, который в «Архипелаге» писал, что Украине обязательно быть независимой. Но в серьез не принимал. А теперь часто вспоминаю последние строки того абзаца: «Что ж, пусть поживут своим домом. Быстро поймут, что не все проблемы решаются независимостью.

Памяти семидесятых

Еще бы мне не знать, что украинские националисты нашли общий язык с сионистами! Первый год я проучился в Ивано-Франковске. На Западной Украине в конце шестидесятых еврей в принципе мог поступить в медин. А вот в Одессе о том речи не было… Там, в Ивано-Франковске, я впервые увидел диво дивное – еврейских и немецких профессоров (Мельман, Машталлер), читающих лекции на прекрасном украинском языке. Там сутулый мальчик Яша Лернер тоже говорил на двух языках – на украинском и идиш. А на русском – не хотел. А самый «крутой» украинский националист медина, латинист Иван Думка, по слухам, во время Шестидневной войны передвигал флажки на карте и говорил: «А наши вжэ ось дэ!»ю И имел он в виду отнюдь не арабов…

И еще забавная история: гуляю я с двумя дивчынками пид ручку – Ганкою и Марийкою. Марийка ругательски ругает советскую власть. Ганка явно тревожится Наконец, она отзывает Марийку в сторону и говорит тихо (но я-то слышу!): Кому ты цэ кажэш? Вин ж еврэй!». А Марийка отвечает громко, так чтобы я слышал ( и я таки да слышу!): «Добрэ знаю, хто вин е. Алэ у еврэив та украинцив зараз спильный ворог».


Что за дивчынка была эта Марийка, подтянутая, разумная, с длинной русой косой. Она говорила мне: «Боря, нэ розмовляй украинською мовою. Бо ты ии псуеш!». Да, в начале моего пребывания на Западной Украине мой украинский оставлял желать лучшего. Но за год я достаточно продвинулся. И поныне пользуюсь тем запасом…

Но, разумеется, были и отрицательные стороны. Жил я тогда на улице Московской. Очень непопулярное название. И хлопцы с соседних улиц часто ходили на Московскую проучить тех, кто там живет, чи мэшкае.
Пару раз досталось и мне. Теперь та улица носит правильное название – Степана Бандеры . И теперь, думается, уже хлопцы с этой улицы поколачивают зрадныкив з вулыци Льва Толстого.

Беда моя была в том, что я слабо идентифицировал себя с еврейским народом (издержки воспитания), ходил в церковь, говорил по-русски. И отдаться освободительному движению всем сердцем не мог никак. Конечно, диссидентов-националов в Одессе я знал. Но даже тогда они держались особняком.

Читал я и Солженицына, который в «Архипелаге» писал, что Украине обязательно быть независимой. Но в серьез не принимал. А теперь часто вспоминаю последние строки того абзаца: «Что ж, пусть поживут своим домом. Быстро поймут, что не все проблемы решаются независимостью.