![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Dec. 16th, 2007
Госпожа ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
pernata_fogel
Dec. 16th, 2007 12:01 am
Портрет в интерьере. На заднем плане картина все того же
roytburd: из разрубленного тела льется не кровь, а свет, и это радует. Это на картинке. ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА И ПОЛНА НЕОЖИДАННОСТЕЙ!!!
Традиционно выпадение снега отмечается восьмистишием, написанным сорок лет назад.
Кружатся снежинки - одна за одной
и небо кружится у них за спиной.
Я тело меняю на их бестелесность.
Я слово меняю на из бессловесность.
Снежинка летает сама по себе,
летает, латает прорехи в судьбе.
Иголка и нитка. Дыра и заплатка.
Дано без избытка. Возьму без остатка.
Все так и получилось...
Традиционно выпадение снега отмечается восьмистишием, написанным сорок лет назад.
Кружатся снежинки - одна за одной
и небо кружится у них за спиной.
Я тело меняю на их бестелесность.
Я слово меняю на из бессловесность.
Снежинка летает сама по себе,
летает, латает прорехи в судьбе.
Иголка и нитка. Дыра и заплатка.
Дано без избытка. Возьму без остатка.
Все так и получилось...
***
Дом был полон детишек и стариков.
Спали в одной комнате – рядом с печью и на печи.
Широкие лавки вдоль стен. Свеча на окне. Таков
был быт этого времени. В глубокой ночи
то один, то другой просыпался. Торопливые звуки шагов –
на крыльцо. Скрипела дверь. С хрустом струя мочи
ударяла в снег. При свете сальной свечи
было видно как тень в белой рубахе до пят,
задевая ногой то миску, то башмаки
ложится, зевая. И снова кто-нибудь из ребят
поднимался. Ближе к рассвету просыпаются старики.
Надсадный кашель, шепот молитвы, опять- таки скрип двери,
дела на крыльце, не ступать же по снегу босым старикам,
тем более, что остается от силы час до зари.
Ложиться бессмысленно. Есть чем заняться рукам.
Подоить козу, принести из сарая дрова,
разжечь огонь в печи, ладони погреть.
Бабушка Рива стонала и бормотала слова
вроде – ах, оставьте меня, дайте мне умереть.
А кто ей мешал? Скажите, кто? Сама цеплялась за жизнь.
Когда ела – прямо тряслась. Пила горячее молоко.
Говорила внучке: а ну, проклятая, покажись,
дай, нагляжусь, скоро я уйду далеко.
В холодном поле злой казак закопает меня,
Малахэл Мувес душу мою унесет, как вор.
Между тем уже было совсем светло, и при свете дня
оживал понемногу огромный неряшливый двор.
Дом был полон детишек и стариков.
Спали в одной комнате – рядом с печью и на печи.
Широкие лавки вдоль стен. Свеча на окне. Таков
был быт этого времени. В глубокой ночи
то один, то другой просыпался. Торопливые звуки шагов –
на крыльцо. Скрипела дверь. С хрустом струя мочи
ударяла в снег. При свете сальной свечи
было видно как тень в белой рубахе до пят,
задевая ногой то миску, то башмаки
ложится, зевая. И снова кто-нибудь из ребят
поднимался. Ближе к рассвету просыпаются старики.
Надсадный кашель, шепот молитвы, опять- таки скрип двери,
дела на крыльце, не ступать же по снегу босым старикам,
тем более, что остается от силы час до зари.
Ложиться бессмысленно. Есть чем заняться рукам.
Подоить козу, принести из сарая дрова,
разжечь огонь в печи, ладони погреть.
Бабушка Рива стонала и бормотала слова
вроде – ах, оставьте меня, дайте мне умереть.
А кто ей мешал? Скажите, кто? Сама цеплялась за жизнь.
Когда ела – прямо тряслась. Пила горячее молоко.
Говорила внучке: а ну, проклятая, покажись,
дай, нагляжусь, скоро я уйду далеко.
В холодном поле злой казак закопает меня,
Малахэл Мувес душу мою унесет, как вор.
Между тем уже было совсем светло, и при свете дня
оживал понемногу огромный неряшливый двор.
***
Дом был полон детишек и стариков.
Спали в одной комнате – рядом с печью и на печи.
Широкие лавки вдоль стен. Свеча на окне. Таков
был быт этого времени. В глубокой ночи
то один, то другой просыпался. Торопливые звуки шагов –
на крыльцо. Скрипела дверь. С хрустом струя мочи
ударяла в снег. При свете сальной свечи
было видно как тень в белой рубахе до пят,
задевая ногой то миску, то башмаки
ложится, зевая. И снова кто-нибудь из ребят
поднимался. Ближе к рассвету просыпаются старики.
Надсадный кашель, шепот молитвы, опять- таки скрип двери,
дела на крыльце, не ступать же по снегу босым старикам,
тем более, что остается от силы час до зари.
Ложиться бессмысленно. Есть чем заняться рукам.
Подоить козу, принести из сарая дрова,
разжечь огонь в печи, ладони погреть.
Бабушка Рива стонала и бормотала слова
вроде – ах, оставьте меня, дайте мне умереть.
А кто ей мешал? Скажите, кто? Сама цеплялась за жизнь.
Когда ела – прямо тряслась. Пила горячее молоко.
Говорила внучке: а ну, проклятая, покажись,
дай, нагляжусь, скоро я уйду далеко.
В холодном поле злой казак закопает меня,
Малахэл Мувес душу мою унесет, как вор.
Между тем уже было совсем светло, и при свете дня
оживал понемногу огромный неряшливый двор.
Дом был полон детишек и стариков.
Спали в одной комнате – рядом с печью и на печи.
Широкие лавки вдоль стен. Свеча на окне. Таков
был быт этого времени. В глубокой ночи
то один, то другой просыпался. Торопливые звуки шагов –
на крыльцо. Скрипела дверь. С хрустом струя мочи
ударяла в снег. При свете сальной свечи
было видно как тень в белой рубахе до пят,
задевая ногой то миску, то башмаки
ложится, зевая. И снова кто-нибудь из ребят
поднимался. Ближе к рассвету просыпаются старики.
Надсадный кашель, шепот молитвы, опять- таки скрип двери,
дела на крыльце, не ступать же по снегу босым старикам,
тем более, что остается от силы час до зари.
Ложиться бессмысленно. Есть чем заняться рукам.
Подоить козу, принести из сарая дрова,
разжечь огонь в печи, ладони погреть.
Бабушка Рива стонала и бормотала слова
вроде – ах, оставьте меня, дайте мне умереть.
А кто ей мешал? Скажите, кто? Сама цеплялась за жизнь.
Когда ела – прямо тряслась. Пила горячее молоко.
Говорила внучке: а ну, проклятая, покажись,
дай, нагляжусь, скоро я уйду далеко.
В холодном поле злой казак закопает меня,
Малахэл Мувес душу мою унесет, как вор.
Между тем уже было совсем светло, и при свете дня
оживал понемногу огромный неряшливый двор.
Еще вспомнилось
Dec. 16th, 2007 10:17 pmНесколько раз обо мне писали, что одна из первых публикаций стихов у меня была в альманахе "Вольный город". Писали так даже не по памяти, а по воображению, потому что вроде бы времена были перестроечные и по всему полагалось мне в том альманахе засветиться. Полагалось, но не пришлось. По двум причинам. Альманах включал стихи членов лиобъединения "Круг". Я туда захаживал, но слишком уж редко. Но была и вторая. Уже в те времена в моих счтихах звучала еврейская тема. "Изысканное еврейство" - комментировал это Юра Михайлик. Тут-то и вышла зацепка. Перестройка, перестройкой, но...
Пусть он печатает свои стихи на высоком Синае! - высказалась поэтесса, ну, скажем Ъ. Смешно то, что через год сама Ъ оказалась в Иерусалиме, а Юрий попозднее перебрался в Сидней. Приехав в Одессу погостить через пару лет Ъ набросилась на меня с прежним энтузиазмом, но теперь уже объектом критики было мое христианство...
Я рассказал Ъ, что работаю над переводом Екклесиаста и большой статьей об этой книге (давно уже опубликованы и забыты) Ъ оживилась: А ты знаешь, что Кохелет это царь Соломон?
Хотелось сказать, что я даже знаю, какие два персидских слова имеются в этой книге, что с большщой вероятностью позволяет отнести ее к послепленному периоду, но только головой кивнул.
Пусть он печатает свои стихи на высоком Синае! - высказалась поэтесса, ну, скажем Ъ. Смешно то, что через год сама Ъ оказалась в Иерусалиме, а Юрий попозднее перебрался в Сидней. Приехав в Одессу погостить через пару лет Ъ набросилась на меня с прежним энтузиазмом, но теперь уже объектом критики было мое христианство...
Я рассказал Ъ, что работаю над переводом Екклесиаста и большой статьей об этой книге (давно уже опубликованы и забыты) Ъ оживилась: А ты знаешь, что Кохелет это царь Соломон?
Хотелось сказать, что я даже знаю, какие два персидских слова имеются в этой книге, что с большщой вероятностью позволяет отнести ее к послепленному периоду, но только головой кивнул.
Еще вспомнилось
Dec. 16th, 2007 10:17 pmНесколько раз обо мне писали, что одна из первых публикаций стихов у меня была в альманахе "Вольный город". Писали так даже не по памяти, а по воображению, потому что вроде бы времена были перестроечные и по всему полагалось мне в том альманахе засветиться. Полагалось, но не пришлось. По двум причинам. Альманах включал стихи членов лиобъединения "Круг". Я туда захаживал, но слишком уж редко. Но была и вторая. Уже в те времена в моих счтихах звучала еврейская тема. "Изысканное еврейство" - комментировал это Юра Михайлик. Тут-то и вышла зацепка. Перестройка, перестройкой, но...
Пусть он печатает свои стихи на высоком Синае! - высказалась поэтесса, ну, скажем Ъ. Смешно то, что через год сама Ъ оказалась в Иерусалиме, а Юрий попозднее перебрался в Сидней. Приехав в Одессу погостить через пару лет Ъ набросилась на меня с прежним энтузиазмом, но теперь уже объектом критики было мое христианство...
Я рассказал Ъ, что работаю над переводом Екклесиаста и большой статьей об этой книге (давно уже опубликованы и забыты) Ъ оживилась: А ты знаешь, что Кохелет это царь Соломон?
Хотелось сказать, что я даже знаю, какие два персидских слова имеются в этой книге, что с большщой вероятностью позволяет отнести ее к послепленному периоду, но только головой кивнул.
Пусть он печатает свои стихи на высоком Синае! - высказалась поэтесса, ну, скажем Ъ. Смешно то, что через год сама Ъ оказалась в Иерусалиме, а Юрий попозднее перебрался в Сидней. Приехав в Одессу погостить через пару лет Ъ набросилась на меня с прежним энтузиазмом, но теперь уже объектом критики было мое христианство...
Я рассказал Ъ, что работаю над переводом Екклесиаста и большой статьей об этой книге (давно уже опубликованы и забыты) Ъ оживилась: А ты знаешь, что Кохелет это царь Соломон?
Хотелось сказать, что я даже знаю, какие два персидских слова имеются в этой книге, что с большщой вероятностью позволяет отнести ее к послепленному периоду, но только головой кивнул.