verses

***

И чем мы могли помочь, когда он мотал лагерный срок,
шил в цеху рукавицы, лежал на нарах, глядел в потолок,
отворачивался к стене, пытался изжить подростковый порок,

да куда там! В Стране вовсю печатали легализованный самиздат.
Народ обалдел от чтения. Из Афгана вернули солдат.
А он все шил рукавицы и слушал лагерный мат.

Холодный весенний мордовский дождичек моросил.
Ему предлагали - пиши прошенье, освободим, он отвечал: я не просил
меня сажать - и сидел из последних сил.

А народ как прилип к экранам, как будто бы только и дел
что слушать депутатские речи, эмигрантские песенки пел,
торговал, смелея. Тут он вернулся, как новенький - не поседел,

не сгорбился, не устроился на работу, понятно, волчий билет.
На все вопросы один ответ - я отмотал семь лет.
Жена не дождалась, хрен с ней, и - общий привет.

Теперь он живет в Швейцарии. Мы тоже живем - кто где.
Ему писали письма. Он приучил нас к тому,
что ответов не будет. Старея, лежит на тахте.
Мы тоже стареем все вместе, умирая по одному.

verses

***

И чем мы могли помочь, когда он мотал лагерный срок,
шил в цеху рукавицы, лежал на нарах, глядел в потолок,
отворачивался к стене, пытался изжить подростковый порок,

да куда там! В Стране вовсю печатали легализованный самиздат.
Народ обалдел от чтения. Из Афгана вернули солдат.
А он все шил рукавицы и слушал лагерный мат.

Холодный весенний мордовский дождичек моросил.
Ему предлагали - пиши прошенье, освободим, он отвечал: я не просил
меня сажать - и сидел из последних сил.

А народ как прилип к экранам, как будто бы только и дел
что слушать депутатские речи, эмигрантские песенки пел,
торговал, смелея. Тут он вернулся, как новенький - не поседел,

не сгорбился, не устроился на работу, понятно, волчий билет.
На все вопросы один ответ - я отмотал семь лет.
Жена не дождалась, хрен с ней, и - общий привет.

Теперь он живет в Швейцарии. Мы тоже живем - кто где.
Ему писали письма. Он приучил нас к тому,
что ответов не будет. Старея, лежит на тахте.
Мы тоже стареем все вместе, умирая по одному.

verses

***

Мегаполисы, как амебы, захватывают маленькие города,
поглощают, включая в свою протоплазму, переваривают, и тогда
среди высоток вдруг неожиданно выплывет маленькая церквушка,
рядом с ней бревенчатая избушка,
рядом с церквушкой - нищий с монеткой в горсти.
В церквушке - упрямый попик, в избушке - догадливая старушка,
которая понимает, что цены на землю будут расти.

Но того не знает она,
что цена ее участка не больше, чем жизни ее цена,

И теперь старушку уже никому не спасти.

В общем, по бревнышку раскатают срубы,
речку спрячут под землю в огромные бетонные трубы,
там все одинаково - на поверхности и в глубине.
Там во мраке ослепнут, но выживут рыбки,
многочисленные, как людские преступления и ошибки,
совершенные в этой стране,
прозрачные, словно тающие льдинки,
там, в глубине, души жителей бывшей глубинки
будут ползать и копошиться в илистом дне.
Вспоминать, как снимали со стен иконки, складывали пожитки,
как надписывали поздравительные открытки
с тезоименитством, пасхой, первомаем и отсылали родне.

verses

***

Мегаполисы, как амебы, захватывают маленькие города,
поглощают, включая в свою протоплазму, переваривают, и тогда
среди высоток вдруг неожиданно выплывет маленькая церквушка,
рядом с ней бревенчатая избушка,
рядом с церквушкой - нищий с монеткой в горсти.
В церквушке - упрямый попик, в избушке - догадливая старушка,
которая понимает, что цены на землю будут расти.

Но того не знает она,
что цена ее участка не больше, чем жизни ее цена,

И теперь старушку уже никому не спасти.

В общем, по бревнышку раскатают срубы,
речку спрячут под землю в огромные бетонные трубы,
там все одинаково - на поверхности и в глубине.
Там во мраке ослепнут, но выживут рыбки,
многочисленные, как людские преступления и ошибки,
совершенные в этой стране,
прозрачные, словно тающие льдинки,
там, в глубине, души жителей бывшей глубинки
будут ползать и копошиться в илистом дне.
Вспоминать, как снимали со стен иконки, складывали пожитки,
как надписывали поздравительные открытки
с тезоименитством, пасхой, первомаем и отсылали родне.

(no subject)

Proszai kirillica! Do novyh vstrech!

(no subject)

Proszai kirillica! Do novyh vstrech!