verses

***

Покидая деревню, заколачивали окна и двери -
крест-накрест от вора и от исчадий злобы.
От вора крест не защита, а лесные духи и звери
обходят эти места стороною, чтобы

не тревожить воспоминаний, которых всегда - навалом
в опустевших жилищах, выстуженных безлюдьем.
И ангелы здесь не подпевают доброгласным кимвалам,
трубам и древним десятиструнным орудьям.

Не звучит лихая гармонь, умолкли девичьи хоры,
даже в яркий полдень - сумрак в проемах оконных.
А если сюда иногда забредают воры,
то только те, кто толк понимает в иконах.

Город выел деревню, не насытив утробы.
Вот и к последней избе на "Жигулях" подкатили
и увезли стариков доживать в городские хрущобы,
и даже окна за собою не заколотили...

verses

***

Эффектные взрывы заполняют экран на всю ширину.
Террористы смотрят телик и говорят: ну и ну!
Это наш план на ближайшие триста лет.
А вы говорили - карабин, пистолет!
Вот еще один билдинг, вот мишень так мишень,
каждый кадр - задача на каждый день.

Вот прорвало плотину. Вот - пылает аэродром.
Вот жертва пылает страстью - это Стокгольмский синдром.
Это - товарищ Мао. Это - товарищ Че,
Это товарищ Бен Ладен с базукою на плече.

Это комрад Антониони, фильма "Забриски Пойнт"
Девка взрывает взглядом - не похоже на понт.
Нужны только ненависть и пристальный яростный взгляд -
мысли о мести планету испепелят.

И на цветущий луг выйдет угрюмый боец
и просветлеет, и просияет, и скажет: Ну, наконец!
Мы наш, мы новый построим, наш час уже недалек!
И тут ему всадит пулю сидящий в кустах стрелок.