verses

***

Очищали память, переполненную городскими
пейзажами, грохотом автомобилей,
человеческими лицами, мордами нелюдскими,
мебелью разных годов и стилей,

плотскими наслаждениями, говорят, что простятся,
подлостью, говорят, что вернут сторицей,
биографиями - то ЖЗЛ, то святцы,
кофе со сливками, булочками с корицей.

Оставили - пионерский костер, печеный картофель,
часы на стене, кота, сидящего под часами,
будушее - со спины, маму, стоящую в профиль,
синеву без конца и края, вобщем, знаете сами.

verses

***

Очищали память, переполненную городскими
пейзажами, грохотом автомобилей,
человеческими лицами, мордами нелюдскими,
мебелью разных годов и стилей,

плотскими наслаждениями, говорят, что простятся,
подлостью, говорят, что вернут сторицей,
биографиями - то ЖЗЛ, то святцы,
кофе со сливками, булочками с корицей.

Оставили - пионерский костер, печеный картофель,
часы на стене, кота, сидящего под часами,
будушее - со спины, маму, стоящую в профиль,
синеву без конца и края, вобщем, знаете сами.

Перевод из Сергея Жадана

***

Вот, они говорят, дождемся весны,
бросим все и уйдем отсюда,
в ночь, как в собственные сны,
войдем, достигнем ее глубины.
Растояние - что оно по сути?

Будем жить у моря, тут веселей,
тут нефть тяжелеет в железных трюмах,
тут все, что ни пожелай-не пожалей,
выгружают из кораблей
мужчины в потертых костюмах.

Там, где женщины с огнями в руках
танцуют на площади до исступленья,
где носят сережки в языках,
где на крови и звездах гадают, и знают как
остановить ветер во время кораблекрушенья.

Где знакомого не увидишь лица,
где посетители греются в парикмахерских тесных,
где пахнут сигарами пальцы Творца,
где, как солнца, поджариваются без конца
кофейные зерна в кофейнях местных.

Там не будет этой войны,
что теперь продолжается между нами,
уйдем, исчезнем из этой страны,
главное - дождаться весны,
пусть скумбрия движется табунами.

Когда они обнимались во сне
в своей постели, на своей войне,
было слышно птиц паренье,
их падение в снег, и снега паденье.

Перевод из Сергея Жадана

***

Вот, они говорят, дождемся весны,
бросим все и уйдем отсюда,
в ночь, как в собственные сны,
войдем, достигнем ее глубины.
Растояние - что оно по сути?

Будем жить у моря, тут веселей,
тут нефть тяжелеет в железных трюмах,
тут все, что ни пожелай-не пожалей,
выгружают из кораблей
мужчины в потертых костюмах.

Там, где женщины с огнями в руках
танцуют на площади до исступленья,
где носят сережки в языках,
где на крови и звездах гадают, и знают как
остановить ветер во время кораблекрушенья.

Где знакомого не увидишь лица,
где посетители греются в парикмахерских тесных,
где пахнут сигарами пальцы Творца,
где, как солнца, поджариваются без конца
кофейные зерна в кофейнях местных.

Там не будет этой войны,
что теперь продолжается между нами,
уйдем, исчезнем из этой страны,
главное - дождаться весны,
пусть скумбрия движется табунами.

Когда они обнимались во сне
в своей постели, на своей войне,
было слышно птиц паренье,
их падение в снег, и снега паденье.

Перевод из Сергея Жадана

Треска


Женщины под вечер торгуют трескою,
живою, вымученною, такою,
что умирает у них на руках.
Солнца, с проворностью малых птах
скачут, забыв о часе заката,
и женщины им дивятся, куда-то
смотрят, не замечая, что солнца
прячутся у них в животах.

Дети каменных старых строений
подрастают без музыки и биений
часов, читают в рыбацких церквях,
В тепло заливов ныряют сходу,
и их глаза на той глубине
светлы от того, что смотрят сквозь воду,
темны от того, что видят на дне.

Печальные рыбаки уходят во тьму,
за ветром гонятся, и не понять, почему
собирая старое рыбацкое снаряжение,
ищут путь назад к своему причалу,
биясь челном о твердые волны - к началу,
в губокой, словно печаль, воде
вылавливают собственные отражения.

Тріска

Жінки торгують надвечір тріскою,
живою, вимученою, такою,
що помирає їм на руках.
Сонця, що мали давно зайти,
птахами стрибають по камінню,
й дивуючись тихо такому вмінню,
жінки і не бачать як ці сонця
ховаються їм в животи.

Діти старих кам’яних будинків
зростають без музики і годинників,
читають книги в рибальських церквах.
Пірнають в заливів тепло прозоре
і їхні очі на цій глибині
світлі від того, що дивляться в море,
темні від того, що бачать на дні.

Печальні рибалки виходять в ніч,
женуться за вітром і, дивна річ,
збирають давнє рибальське спорядження,
шукають дорогу до власного порту
й надійними сітями вкотре і вкотре,
б’ючись човном об хвилі тверді,
в глибокій, неначе смуток, воді
виловлюють свої відображення.

Перевод из Сергея Жадана

Треска


Женщины под вечер торгуют трескою,
живою, вымученною, такою,
что умирает у них на руках.
Солнца, с проворностью малых птах
скачут, забыв о часе заката,
и женщины им дивятся, куда-то
смотрят, не замечая, что солнца
прячутся у них в животах.

Дети каменных старых строений
подрастают без музыки и биений
часов, читают в рыбацких церквях,
В тепло заливов ныряют сходу,
и их глаза на той глубине
светлы от того, что смотрят сквозь воду,
темны от того, что видят на дне.

Печальные рыбаки уходят во тьму,
за ветром гонятся, и не понять, почему
собирая старое рыбацкое снаряжение,
ищут путь назад к своему причалу,
биясь челном о твердые волны - к началу,
в губокой, словно печаль, воде
вылавливают собственные отражения.

Тріска

Жінки торгують надвечір тріскою,
живою, вимученою, такою,
що помирає їм на руках.
Сонця, що мали давно зайти,
птахами стрибають по камінню,
й дивуючись тихо такому вмінню,
жінки і не бачать як ці сонця
ховаються їм в животи.

Діти старих кам’яних будинків
зростають без музики і годинників,
читають книги в рибальських церквах.
Пірнають в заливів тепло прозоре
і їхні очі на цій глибині
світлі від того, що дивляться в море,
темні від того, що бачать на дні.

Печальні рибалки виходять в ніч,
женуться за вітром і, дивна річ,
збирають давнє рибальське спорядження,
шукають дорогу до власного порту
й надійними сітями вкотре і вкотре,
б’ючись човном об хвилі тверді,
в глибокій, неначе смуток, воді
виловлюють свої відображення.

Перевод из Сергея Жадана

Бакены

Спроси у бакенщиков, этих поджигателей вод,
выгоняющих туман на берега, как утомленных животных,
спроси, что означает маркировка на африканских сухогрузах,
перевозящих каменный уголь тьмы
куда-то на север,
в большие портовые города.

Пусть они расскажут
об обитателях холодных мысов без электричества и почты,
об океанских глубинах, в которых, как в молоковозах
сворачивается молоко луны,
о корабельных экипажах,
идущих по песчанному дну,
о свадебных оркестрах на причалах,
созывающих утопленников звуками тромбонов.

Они знают названия всех кораблей
по эту сторону Атлантики,
они спали во всех гостинницах здесь - и до Румынии,
они носят в мешках отрубленные песьи головы своей печали,
они возжигают горячие сердца бакенов у пустых пирсов.

Сколько тебе еще плыть, сколько бродить,
питаясь кофейными зернами и безнадежным портвейном,
когда небеса гремят, как при сцепке товарные вагоны,
и тьма прячет тебя до утра,
как контрабандные консервы.

Бакени
Спитай у бакенщиків, які запалюють води,
виганяючи туман, наче втомлених тварин на береги,
що значить це маркування на африканських суховантажах,
котрі перевозять кам’яне вугілля темряви
кудись на північ,
до великих портів.

Хай вони розкажуть
про мешканців холодних мисів, без світла і пошти,
про океанські глибини,
в яких, ніби в молоковозах,
згортається молоко місяця,
про корабельні команди, які ходять піщаним дном,
про весільні оркестри, що грають з причалів,
скликаючи потопельників своїми тромбонами.

Вони знають назви усіх кораблів по цей бік Атлантики,
вони спали в усіх готелях звідси і до Румунії,
вони носять в мішках відрубані псячі голови своєї печалі,
вони запалюють гарячі серця бакенів біля порожніх пірсів.

Скільки тобі ще плисти, скільки брести,
харчуватись кавовими зернами, безнадійним портвейном,
коли небеса гримлять так, ніби зчеплюються товарні вагони,
і темрява ховає тебе до ранку,
мов контрабандні консерви.

Перевод из Сергея Жадана

Бакены

Спроси у бакенщиков, этих поджигателей вод,
выгоняющих туман на берега, как утомленных животных,
спроси, что означает маркировка на африканских сухогрузах,
перевозящих каменный уголь тьмы
куда-то на север,
в большие портовые города.

Пусть они расскажут
об обитателях холодных мысов без электричества и почты,
об океанских глубинах, в которых, как в молоковозах
сворачивается молоко луны,
о корабельных экипажах,
идущих по песчанному дну,
о свадебных оркестрах на причалах,
созывающих утопленников звуками тромбонов.

Они знают названия всех кораблей
по эту сторону Атлантики,
они спали во всех гостинницах здесь - и до Румынии,
они носят в мешках отрубленные песьи головы своей печали,
они возжигают горячие сердца бакенов у пустых пирсов.

Сколько тебе еще плыть, сколько бродить,
питаясь кофейными зернами и безнадежным портвейном,
когда небеса гремят, как при сцепке товарные вагоны,
и тьма прячет тебя до утра,
как контрабандные консервы.

Бакени
Спитай у бакенщиків, які запалюють води,
виганяючи туман, наче втомлених тварин на береги,
що значить це маркування на африканських суховантажах,
котрі перевозять кам’яне вугілля темряви
кудись на північ,
до великих портів.

Хай вони розкажуть
про мешканців холодних мисів, без світла і пошти,
про океанські глибини,
в яких, ніби в молоковозах,
згортається молоко місяця,
про корабельні команди, які ходять піщаним дном,
про весільні оркестри, що грають з причалів,
скликаючи потопельників своїми тромбонами.

Вони знають назви усіх кораблів по цей бік Атлантики,
вони спали в усіх готелях звідси і до Румунії,
вони носять в мішках відрубані псячі голови своєї печалі,
вони запалюють гарячі серця бакенів біля порожніх пірсів.

Скільки тобі ще плисти, скільки брести,
харчуватись кавовими зернами, безнадійним портвейном,
коли небеса гримлять так, ніби зчеплюються товарні вагони,
і темрява ховає тебе до ранку,
мов контрабандні консерви.