***
памяти Давида Гофштейна и иже с ним
Поставят, сволочи, к стенке, прикажут - "пли".
Был - гость на земле, стал - горсть земли.
Мученический венец воссияет вдали.
Подпрыгни, попробуй - дотянись до него, вот,
как ребенок - до погремушки, как до бумажки - кот.
Научись отличать молитву от возгласа "О мейн Готт!".
Ходи по раю с тетрадкой стихов на идиш в дрожащих руках,
смотри на семью Романовых, царствующую в облаках,
ощути, как меняется дух, покидая прах.
Киев, Кременец, Палестина, Волынь, Литва,
земная кора больших полушарий, еврейская голова,
прострелена, а так ничего, трупы сложены, как дрова.
Эти дрова пойдут, как положено, в печь.
Пока не сгорят - конвойные будут стеречь.
Бормотание пламени. Неразборчива вечная речь.
памяти Давида Гофштейна и иже с ним
Поставят, сволочи, к стенке, прикажут - "пли".
Был - гость на земле, стал - горсть земли.
Мученический венец воссияет вдали.
Подпрыгни, попробуй - дотянись до него, вот,
как ребенок - до погремушки, как до бумажки - кот.
Научись отличать молитву от возгласа "О мейн Готт!".
Ходи по раю с тетрадкой стихов на идиш в дрожащих руках,
смотри на семью Романовых, царствующую в облаках,
ощути, как меняется дух, покидая прах.
Киев, Кременец, Палестина, Волынь, Литва,
земная кора больших полушарий, еврейская голова,
прострелена, а так ничего, трупы сложены, как дрова.
Эти дрова пойдут, как положено, в печь.
Пока не сгорят - конвойные будут стеречь.
Бормотание пламени. Неразборчива вечная речь.